Война за империю - Евгений Белаш

— Нет, — Альфи снова хлюпнул носом, на этот раз с суровой решимостью быть как взрослый и решительно превозмогать удары судьбы.

— Тогда вымой руки и пойдем обедать. А затем я расскажу тебе…

Что именно собирался рассказать Карл, осталось неизвестным, потому что из-за двери, отделяющей бывший гараж от дома, раздался громкий вопль. Отец с сыном одновременно переглянулись и синхронно изобразили на лицах печальную обреченность и покорность судьбе.

Альфред Харнье бушевал. Он жестикулировал единственной рукой с такой яростью, что пустой рукав рубашки, обычно подколотый булавкой, отцепился и отправился в свободный полет. Теперь инвалид Битвы Четырех походил на странного жонглера, исполняющего номер с лентой.

— Что это! — орал Альфред, брызгая слюной и чистой, незамутненной яростью. — Что это за мерзость?!

Агнета сложила руки с показным смирением, хотя Карл мог бы поклясться, что жена с трудом сдерживала смех.

— Дедушка Альфред, я приготовила борщ, — с милой непосредственностью и искренним желанием просветить сообщила она. — Сейчас его все готовят, это оказалось несложно и очень вкусно.

— Борщ!!! — возопил окончательно разъярившийся ветеран. — Это еда русских!

— Да, — согласился Карл, оставаясь, впрочем, за порогом кухни. Когда на старика нападал приступ патриотического угара, мужчинам стоило держаться подальше.

— Русские едва не убили меня в четырнадцатом, под Танненбергом! — вопиял Альфред. — От них одно только зло! Это из-за сибирских негодяев мы не смогли собраться с силами и обрушиться на французов в едином всепобеждающем порыве… Это они развратили нашу армию накануне победы! Это…

На патриарха обрушился затяжной приступ кашля, что несколько смазало пафос обличительной речи. Старик долго хрипел, сипло кашлял, покраснев и держась за тощее морщинистое горло. Семья в молчании ждала окончания приступа. Альфред оставил здоровые легкие на войне, как и многое другое, но не выносил сторонней помощи.

— Черт их всех раздери… — пробурчал он, наконец, злобно, но уже без прежнего накала страстей. — Капустный суп… Честный немец должен видеть на своем столе капусту исключительно в тушеном виде, с сосисками! И никак не в похлебке, которую наливают домашней скотине.

Сказано было откровенно грубо, но Агнета лишь скромно опустила глаза, приняв вид светлого ангела кастрюли и поварешки.

— Дедушка Альфред, я очень старалась, — вымолвила она. — И там приличный кусок свинины. С тмином, чесноком, петрушкой и майораном, как вы любите.

О том, что хорошее мясо в нынешнее время не так просто достать, Агнета как обычно, умолчала. Как и о всех остальных тяготах военного времени.

— Свинью не кладут в суп, это варварство, — Альфред все еще кипятился, но потихоньку сдавал назад, понимая, что сегодня и в самом деле перегнул палку. — Колбаски, розеты, эльзасский пирог, наконец… Но не суп!

Оставаясь в пределах гостиной, служащей заодно и столовой, Карл подмигнул сыну. Альфи кивнул в ответ, мотнув головой так, что светлый вихор метнулся, как сигнальный флажок. Среднее и младшее поколение Харнье выразило радость относительно идущей на убыль семейной бури, но в глубине души Карла все-таки грызло сомнение пополам со стыдом. Он любил отца, несмотря на вздорность и вспыльчивость инвалида. Но в последнее время все чаще думал, что не следует испытывать терпение и понимание жены. Кроме того, подобные вспышки подавали дурной пример подраставшему сыну.

Определенно, следовало как-то поговорить с Альфредом-старшим. Но как, с какой стороны подойти?..

Тем временем Агнета окончательно сбила пожар, и увечный ветеран находился в шаге от того, чтобы попробовать ложечку 'борща'. Не было сомнений, что первую он съест с брезгливой миной мученика. Вторую — чтобы удостовериться в истинности первого впечатления. Третью, подбирая самую едкую и ядовитую колкость в адрес повара. Четвертую… И вторая порция неминуема.

Это было вполне традиционно и проверено годами. Как и большинство людей своего поколения, Харнье-старший очень любил поесть, хотя его больному желудку было категорически противопоказано все, кроме постных каш и овощных бульонов. Но старик резонно замечал, что никто не вечен, а смерть от куска хорошего мяса — вполне достойна и не страшна тому, кто пережил и Мировую войну, и последующий Голод.

Телефон зазвонил внезапно и пронзительно, буквально запрыгал на небольшом столике в прихожей. Все в доме замерли, вслушиваясь, Карл решительно подошел к истошно голосящему аппарату и снял трубку.

Он говорил недолго, преимущественно слушал. А старик, женщина и ребенок замерли в молчании, ожидая исхода разговора. Потому что звонить Карлу могли только со службы, то есть во исполнение приказов командования.

После крайнего тяжелейшего налета, когда авиадивизия Карла потеряла почти десятую часть, вылеты пошли на спад. Словно командование взяло паузу, решая, что делать дальше. Последние две недели 'Грифоны' вообще почти не работали — их поставили на профилактику и тотальную переборку всех механизмов. Интенсивная работа в минувшей войне сказывалась и на четырехмоторных гигантах. Поэтому у Карла оказалось больше свободного времени на семью и гораздо меньше возможностей погибнуть.

И вот теперь — звонок… значит, указание срочное и должно быть доведено до всех летчиков, невзирая на местонахождение. Карл достал с полки небольшой блокнот и что-то быстро записывал, время от времени произнося односложное 'да' и 'понял'.

Агнета улыбнулась чуть подрагивающими губами и натянула ватные варежки, чтобы управляться с горячей кастрюлей. Старый Харнье тяжело вздохнул, еще раз тихонько кашлянул, прочищая больные, отравленные газом легкие, и стал помогать, прихватывая целой рукой столовые приборы. Альфи сел на краешек стула и молча ждал, посверкивая умными глазенками через низко опущенную челку.

Никто из членов семьи еще не знал, что случилось. И не мог узнать, поскольку Карл никогда не рассказывал дома, чем занимается в бомбардировочной авиационной дивизии. Но все понимали — что-то грядет. Может быть плохое, может быть — хотя и сомнительно — хорошее. Но в любом случае это 'что-то' весьма значимо и серьезно.

Карл закончил разговор и с веселой улыбкой сказал, что ничего не случилось, просто рутинная проверка. День продолжился, как ни в чем не бывало. В нем нашлось место и для обеда, и для игр, и для гуляния по парку. Вечером все собрались за обеденным столом, и Карл читал вслух про сапожника и гномов. А затем Альфред-старший рассказал несколько забавных историй из военной жизни, конечно, безмерно приукрашивая забавные моменты, и так же безмерно приуменьшая описание тягот.

В общем, все взрослые очень старательно и с большой изобретательностью исполняли спектакль для одного зрителя — маленького Альфреда Харнье. И у них получилось вполне успешно. Внимательный взгляд заметил бы тревогу, глубоко скрытую в глазах Агнеты. Или скорбную складку, время от времени прорезавшую лоб однорукого ветерана. Или легкую заминку в словах Карла, отвечающего на вопрос — сколько еще он пробудет дома. Но малыш еще не был искушен во лжи взрослых людей и ничего не понял.