Записки уголовного барда - Александр Новиков

Шутега встал и начал натягивать телогрейку.

– Идите к вагону, я сейчас кого-нибудь пригоню.

Я поплелся обратно. Толя лежал на спине пластом, глядя в небо. Славка – рядом на пологой, широченной ледяной доске. Они тихо и лениво крыли матом все и вся.

– Ебаная система советских лагерей… козлы… Какой пидор додумался исправлять трудом? – дохлым голосом философствовал Толя.

– Да на хуй кому нужно это исправление!.. Вольным за такую работу бабки платить надо, а здесь – на халяву, за пайку. Все их лозунги – в хую дыра.

Я подошел тихо, ища себе место для лежбища.

– Ну что?.. – в голос спросили оба.

– Сказал, приведет «пару гнедых».

Через несколько минут показался Шутега. Впереди него поспешала эта самая пара, одетая в еще более невообразимые лохмотья. При близком рассмотрении оказалось, что синяков на физиономии у каждого гораздо больше, чем может принять на себя любое среднестатистическое лицо – один поверх другого.

– Сейчас еще одного приведут. Эти втроем махом загрузят, – сказал Шутега и пошел в избу.

Перед дверью он повернулся к вновь прибывшей рабочей силе и рявкнул так, что оба бросились к вагону бегом.

– А ну, что ебало сушите?!. Давай шустри, крысоматки ебаные!

– Два пидора, – пояснил он, – у мужиков по тумбочкам крысятничали. Их выловили на этом деле. Ну и, сам понимаешь, теперь честным трудом искупают, хе-хе… В работе – у-у-х! – звери! Главное – раскумарить по-человечьи, – добавил он, поднял с земли толстую двухметровую палку и очертил ею свистящий круг над головой.

Через час в дверь тепляка робко постучали, и тихий голос прогнусавил в щель:

– Витя, все готово… на заварочку дай…

Шутега достал чай, высыпал на расстеленную газету с пригоршню, завернул вчетверо и крикнул: «Забирай, жаба!»

Дверь приоткрылась, просунулась грязная-прегрязная рука, цапнула сверток и исчезла.

– Благодарю!.. – донеслось с улицы, и сапоги застучали прочь.

Время подходило к обеду. Заглянул старшак.

– Ну что, закончили? Давай на съем.

Мы с трудом поднялись и поплелись вместе со всеми на вахту.

Основным желанием было одно: поскорее добраться до койки. Никакого обеда, никакого ужина – только упасть и уснуть. Ноги подгибались, а руки бессильно свисали в карманы телогреек. Закончился первый рабочий день. Точнее – ночь.

Но об этом уже не думали. Думали о том, что назавтра будет то же самое. И что мы будем делать, и где мы будем брать силы? Будем надеяться…

С этими невеселыми мыслями и каторжными разговорами мы как в бреду добрели до барака.

Не успели ступить во двор, как навстречу вышагнул Грибанов:

– Так… Почему так поздно вернулись? Почему не на обеде со всеми?

– Грузить много пришлось. Березу… Вагон резиновый попался, гражданин начальник.

– Новиков… Зайдешь после обеда ко мне! – приказным тоном брякнул Грибанов и быстро пошел в сторону штаба.

– Вот пидор – знает, что люди с ног валятся, и все равно: «Зайди ко мне…» Специально через два часа придет, разбудит и будет гавкать, почему без разрешения спать лег!.. Вот тварь, – пробурчал ему вслед Славка.

Еле-еле поднявшись по лестнице, мы добрались, наконец, до своих коек, последними усилиями стащили canon; и завалились, не раздеваясь. Стало понятно, что с этого дня нас будут не просто давить, а давить насмерть. Без тени сострадания, сочувствия или хоть капли справедливости. Ни поблажек, ни пощады не будет. Ни жалости, ни добра, ни вольностей нам не ждать. Но и отвечать теперь придется тем же. С этого дня мы начали звереть.

Мне показалось, что я падаю вниз головой в какую-то бездонную яму.

Не знаю, сколько времени прошло, но проснулся я от назойливой тряски. Шнырь изо всей силы качал мой шко– нарь, повторяя:

– Новиков – к Грибанову… Новиков, вставай, Грибанов вызывает!

Поднялся тяжело, продрал песок в глазах и пошел в знакомый уже кабинет.

– Гражданин начальник, осужденный Новиков по вашему приказанию прибыл! – во всю глотку издевательски представился я, входя в задымленную каморку. Грибанов довольно осклабился.

– Вольно, вольно. Садись.

Я сел, как обычно, напротив, борясь со сном и лихорадочно думая, как поскорее закончить эту дурацкую встречу.

– Ну, как первый трудовой день? Что делали? Как работа?.. Понравилась?

– Понравилась или нет, пока не понял, – зло ответил я. – Но то, что больше мы вагон втроем грузить не будем – это точно. Нет таких норм.

– До вас все грузили, и никто не жаловался. Ты что, от работы отказываешься? От работы, да?

– От работы я не отказываюсь. Но меня сюда привезли ра-бо-тать, а не умирать, гражданин начальник. Тем более начальник колонии определил на разделку, а не на погрузку, – пошел я в наступление.

– Здесь я решаю, кого куда ставить, – огрызнулся Грибанов. Однако при словах «начальник колонии» слегка осел.

По уже опробованной схеме свои претензии к работе я начал сводить к брехне на тему предстоящего смотра художественной самодеятельности. Брехня, как всегда, чередовалась с правдой.

1 – Вот – руки… Видите, гражданин начальник? Такими

руками ничего, кроме досок, через месяц уже не возьмешь (чистая правда). А в мае – смотр (чистая правда). Меня сегодня или завтра вызовет для беседы на эту тему Филаретов – об этом мне сказал завклуб Загидов (чистая брехня). Замполит всего ивдельского управления лично будет контролировать мое участие в концерте в честь Дня Победы (чистая брехня). Участие без отрыва от производства – то есть днем я буду работать, а вечером помогать в организации концерта (брехня!). Я думал, что вы уже в курсе дела, гражданин начальник. А кроме всего, считаю, что лучшим доказательством моего исправления будет тот факт, что я днем работаю на разделке, погашаю тем самым иск, а вечером участвую в активной общественной жизни колонии (удивительная брехня!). И начальнику отряда – галочка (брехня), и осужденному большая польза (чистейшая правда!)

Брови гражданина капитана сложились в домик, надбровные дуги рванули вверх – мысль, определенно, показалась ему полезной.

– Я в курсе дела. Я замполиту уже про это говорил, – клюнув на брехню, соврал Грибанов. – Но тебе еще рано. Помогать – да. Помогать – другое дело. А Собинов тоже хочет участвовать? Или грузить не хочет?

– Не знаю. За Собинова отвечать не могу.

– Он, я слышал, тоже от работы отказывается? И Керин туда же?

– Отказываемся грузить втроем. Потому что получается по двадцать тонн на человека за смену. Кто такие нормы установил?

– Ты меня спрашиваешь? – сощурился Грибанов.