Величья нашего заря. Том 2. Пусть консулы будут бдительны - Василий Звягинцев

Первая – данный проект обыкновенная честная глупость богатых людей, повредившихся на паранаучных гипотезах вроде УФОлогии, телепатии и тому подобного.

Вторая – хорошо замаскированный и анализом не разгаданный способ извлекать деньги из легковерных и психически неустойчивых меценатов. Жалоб на действия института до сих пор не поступало, а финансовые потоки выглядели прозрачными, но есть ведь и такие древние методики, как расплата наличными или разного рода услугами, судить об их реальной ценности невозможно, как и установить сам факт оказания таких услуг кем бы то ни было.

Третья – всё это с большим умом и изобретательностью прокручиваемый проект по отмыванию «грязных» денег и финансированию каких-то других, в поле зрения компетентных органов не попавших тайных программ.

Четвёртая – институт – это «крыша» для криминальной или политической структуры, государственной или частной, и в этом случае требуется длительное специальное наблюдение за каждым буквально шагом каждого из сотрудников и прежде всего руководства.

Вероятность каждого из вариантов – почти равнозначная. Поэтому их оценку и выбор подходящего для разработки предоставляется запрашивающей стороне. Сам отдел, где готовился анализ, перспективным интерес к институту не считает. Точка.

Лютенс пожал плечами. Всё это может оказаться интересным, а может быть и пустышкой, но именно в данный момент, пожалуй, не слишком актуально. Не то было настроение, чтобы в момент очередного исторического перелома (а он словно бы подсознательно воспринимал происходящее именно как перелом, а не просто один из эпизодов бесконечной партии на «Великой шахматной доске», как выражался гуру американского неоимпериализма Збигнев Бжезинский) заниматься скучным просчётом вариантов. Особенно когда ничего изменить уже нельзя. Главное – господин Ляхов, слишком уж вовремя приехавший в Москву и первым делом вступивший в контакт с журналистом Воловичем, одной из ключевых фигур «заговора», заслуживает самого пристального внимания и персональной разработки.

Видимо, русская водка, изготовленная в третью смену с нарушением классических ГОСТов, продолжала своё парадоксальное действие на мозг, от природы не приспособленный к такого рода упражнениям, и долгие и упорные тренировки ничего тут были не способны изменить.

Не нами сказано: «Что русскому здорово, то немцу смерть». Тем более немцу, сильно американизированному и, значит, ещё более беззащитному перед тонким химизмом процессов, происходящих сейчас в его сером веществе между нейронами, аксонами и молекулами цэ два аш пять о аш, особым образом разбавленными водопроводной водой.

Лютенс вдруг решил, что лучше всего сейчас будет отправиться в город для личного, полевого изучения происходящего на его улицах. Вроде как уподобиться Джону Риду (не путать с Ридом же, но Дином, популярным в былые годы прогрессивным певцом), американскому журналисту, оказавшемуся в России в разгар большевицкого[74]переворота и написавшему ставшую весьма популярной во всем мире книгу «Десять дней, которые потрясли мир».

Сейчас, конечно, попасть в окружение теперешнего российского вождя (кем бы он ни был на самом деле) так легко, как Риду, не получится, времена другие, но личное присутствие на улицах принесёт гораздо больше пользы, чем тупое сидение в кабинете. А то, глядишь, и с кем-то из руководства «борцов за свободу» удастся выйти на безопасный контакт. Предусмотренным образом это, судя по всему, невозможно, а, как говорят русские, «на шермака»[75]– вполне возможно, потому что такие приёмы не входят в реестр предусмотренных контрразведкой методов.

Главное, Лютенс правильно соображал: состояние лёгкого подпития и не всегда адекватное поведение – самое то, что нужно на улицах только что пережившего (или ещё переживающего) подобие очередной революции города.

Тут разведчик сформулировал верно – революция имела место быть, потому что после случившегося вся жизнь в стране непременно поменяется, и отнюдь не эволюционным путём. Очень многое из того, что составляло основу политического и, если угодно, ментального устройства этого постсоветского режима, будет устранено отнюдь не вегетарианскими методами.

Американец, хоть и германского происхождения, много лет изучавший Россию как объект своих профессиональных занятий (так студент первого курса медколледжа изучает нормальную анатомию человека), оставался американцем и чисто физически не мог понять множества относящихся к российской действительности вещей[76], как бы ему этого ни хотелось и сколько бы русских книг он ни прочёл. Даже наизусть выучив Лермонтова, Печориным он стать не сумеет, главное – даже и не поймёт, зачем это вообще нужно вести себя столь странным образом. Верна и обратная теорема – глубоко изучив Драйзера, средний русский человек, не из «новых», не научится ведь думать и вести себя, как Фрэнк Каупервуд.

Есть, говорят, в лесах Амазонки индейское племя, у которого отсутствует представление о времени. Совсем. И в языке, и в бытовой сфере. Как уж там они обходятся – бог весть, но как-то обходятся, раз до сих пор существуют. Но – именно и только внутри своего привычного ареала. Едва ли взрослый индеец сумел бы адаптироваться в том же Рио-де-Жанейро. По-настоящему адаптироваться, имеется в виду.

Таким же образом американцам, вообще «цивилизованным белым народам», невозможно адаптироваться внутри «русской цивилизации», а без этого какую-либо осмысленную политику в отношении России проводить бесполезно. Она возможна только до тех пор, пока русские в каких-то своих тайных целях «соблюдают правила игры», стараются говорить, поступать, вообще «вести себя» как европейцы.

Как только им это надоедает или обстоятельства меняются, они мгновенно превращаются в подобие неких инопланетян, и тогда вся мировая «реальполитик», построенная на совершенно ложных, придуманных европейцами для собственного удобства посылках, летит в тартарары (ещё одно непереводимое слово, очевидно, имеющее какое-то отношение к древнегреческому тартару[77]). И случается то, что случалось уже много-много раз, и не только с европейцами. Любые планы, прогнозы и «стратегические замыслы» в отношении этой непонятной и нелепой страны рушатся, а в конечном итоге как-то так выходит, что она, победив или просто «отойдя от края пропасти», превращается в нечто совсем другое. Киевская Русь – во Владимиро-Суздальское, потом Московское княжества, княжество – в «Великия, и Малыя и Белыя Руси Государство», а то – в Империю, а она – в СССР, теперь в РФ. И её и врагам, выжившим и новым, нужно снова думать, как дальше строить с ней отношения.