В горе и радости - Тейлор Дженкинс Рейд

Я с удивлением посмотрела на Бена. Он сконфуженно посмотрел на меня:

— Что?

— Нет, ничего, — улыбнулась я.

— В любом случае, — продолжал он, сосредоточившись на мистере Каллахане, — я не уверен, что это лучший вариант для вашей правнучки. Я могу только предположить, что вы хотите, чтобы она выросла с верой в то, что ей все по плечу, а не сидела и тосковала, чтобы встретить того, кто не умирает.

— На этот счет вы совершенно правы, — сказал мистер Каллахан. Когда он был ребенком, его, вероятно, воспитывали с верой в то, что женщины созданы для того, чтобы слушать мужчин, сидеть дома и штопать им носки. Теперь он был старик, жизнь стала другой, но ему хотелось помочь своей правнучке понять, что она не обязана сидеть дома и штопать носки, если она этого не хочет. Мне вдруг пришло в голову, что в жизни можно увидеть многое, если задержаться в ней так долго, как мистер Каллахан. Он жил в те времена, о которых я только читала.

Бен схватил ярко-голубую книгу со стойки.

— Вот то, что нужно. Такая же популярная книга, но в десять раз лучше. В ней есть любовь, но любовь вторична в развитии персонажа, а этих персонажей вы действительно полюбите. Героиня книги — девочка. Не хочу быть пророком, но запаситесь бумажными носовыми платками.

Мистер Каллахан улыбнулся и кивнул.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Вы спасли меня от разноса ее матери.

— Это действительно хорошая книга, — добавил Бен. — Я прочел ее за два дня.

— Я могу ее забрать, Элси? Или… как это работает, если библиотека закрыта?

— Просто верните в течение трех недель, мистер Каллахан. Это будет нашим секретом.

Старик улыбнулся мне и сунул книгу под пальто, как будто был преступником. Он пожал Бену руку и ушел. Когда мистер Каллахан вышел через парадную дверь, я повернулась к Бену:

— Ты читаешь романы для подростков?

— Послушай, у каждого из нас своя идиосинкразия. Не думай, что я не знаю о твоей привычке пить диетическую колу на завтрак.

— Что? Как ты узнал об этом?

— Я обратил внимание. — Он постучал пальцем по виску. — Теперь, когда ты знаешь мой страшный и самый постыдный секрет — ведь я читаю романы для девочек-подростков лет тринадцати, — я все еще тебе нравлюсь? Мы еще можем пойти пообедать или с тебя уже хватит?

— Нет, я думаю, что останусь с тобой. — Я схватила его за руку. Телефон зазвонил снова. Бен подбежал и ответил на звонок.

— Публичная библиотека Лос-Анджелеса, отделение Фэрфакс, справочная, чем я могу вам помочь? — высокомерно произнес он. — Нет, сожалею, но мы сегодня закрыты. Спасибо. До свидания.

— Бен! — воскликнула я, когда он повесил трубку. — Это было непрофессионально!

— Что ж, ты можешь понять, почему я не доверил тебе сделать это.

ИЮНЬ

— В чем дело? — спросила Ана, доедая свой блин.

— Мне… мне стало немного не по себе. Я просто не была готова. — Я взяла телефон и снова набрала номер.

— Библиотека Лос-Анджелеса, отделение Фэрфакс, справочная, чем я могу вам помочь? — Это опять была Нэнси. Нэнси полненькая и пожилая. Она не профессиональный библиотекарь. Она просто работает за стойкой. Мне не следовало говорить «просто». Не могу представить, чтобы Нэнси сказала что-то плохое о ком-либо. Она одна из тех людей, которые умеют быть искренними и дружелюбными. Лично я всегда считала, что эти качества не уживаются друг с другом.

— Привет, Нэнси. Это Элси.

Она шумно выдохнула, ее голос стал ниже.

— Элси, мне так жаль…

— Спасибо.

— Я даже представить не могу…

— Спасибо, — прервала я ее. Я знала, что, если она продолжит говорить, я снова повешу трубку. Я сожмусь в комок, и из моих глаз покатятся слезы размером с мраморные шарики. — Лайл на месте? Мне нужно поговорить с ним о моем возвращении.

— Конечно, конечно. Одну минуту, дорогая.

Лайл ответил через несколько минут, и говорил он довольно напористо. Я могла только предполагать, что это исключительно из-за того, что ему ненавистен этот разговор так же, как и мне. Кто бы захотел говорить мне о моих обязанностях в такой момент?

— Элси, послушай. Мы все понимаем. Бери столько дней, сколько тебе нужно. У тебя полно неиспользованных выходных, дней по болезни и личного времени, — сказал он, стараясь быть вежливым.

— Сколько у меня дней «мой муж умер»? — спросила я, пытаясь разрядить обстановку и облегчить ситуацию. Но это никому не понравилось, и шутка была больше похожа на нокаут. Времени, которое заняла неловкая пауза, хватило бы на то, чтобы подъехал городской автобус. — В любом случае спасибо, Лайл. Думаю, мне лучше всего будет вернуться к привычной жизни. Жизнь ведь продолжается, верно? — Я все говорила и говорила. Жизнь не может продолжаться. Это просто слова, которые люди говорят другим людям, потому что они услышали их по дневному ТВ. Жизнь для меня не существовала. И никогда не будет существовать. Не будет никакого движения вперед. Но люди, не живущие в лакуне трагедии, не любят слышать это. Им нравится слышать, что ты «встряхнулась». Они хотят сказать твоим друзьям, твоим коллегам, людям, с которыми ты поднималась в лифте, что ты «хорошо с этим справляешься». Что ты «боец». Самые грубые из них хотят сказать, что ты «крепкая сучка» или «непробиваемая, как долбаный молоток». Я не такая, но пусть они так думают. Так легче всем нам.

— Что ж, отлично. Просто сообщи мне, когда выйдешь.

— Похороны завтра утром. И я возьму остаток уикэнда, чтобы отдохнуть. Как насчет вторника? — спросила я.

— Вторник — это замечательно, — сказал Лайл. — И вот еще что, Элси…

— Да? — Мне хотелось закончить разговор.

— Да упокоится он с миром. Мы никогда не знаем планов Господа.

— Угу, — ответила я и повесила трубку. Впервые кто-то упомянул при мне Бога, и мне хотелось свернуть Лайлу его жирную шею. Честно говоря, мне показалось грубостью само упоминание об этом. Это все равно, как если бы твоя подруга начала рассказывать об удачной вечеринке, на которой она повеселилась, а тебя на нее не пригласили. Бог был для меня под запретом. Хватит втирать, насколько он добр.

Я положила телефон на кухонный стол.

— Минус один, — сказала я. — Можно мне принять душ перед следующим разговором?

Ана кивнула.

Я ушла в душ, включила воду, гадая, как я начну этот разговор и как он мог пройти. Предложат ли мои родители прилететь ко мне? Это было бы ужасно. Или они вообще не заговорят о том, чтобы приехать? Это было бы еще хуже. Ана постучала в дверь, и я выключила воду. Я была уверена, что, по ее мнению, я сама никогда не выйду оттуда. И я не хотела причинять ей больше беспокойства, чем я уже причинила. Я могу выйти из проклятого душа. Сейчас.