Бойцовская честь - Алексей Макеев

Два дня назад Лариса Дроздова, в девичестве Костина, проснулась утром в неважном настроении. Пройдясь по своей квартире, эта дама подошла к зеркалу и задумчиво посмотрела на себя любимую. Не найдя причин своего плохого настроения, она позвонила мужу, Егору Дроздову, который на тот момент находился за рулем. Спустя несколько минут милого разговора Егор Дроздов понял, что он козел. После чего Лариса бросила трубку и разревелась, сама не зная от чего. Правда, ей стало немножечко легче, все же, зная проблему, проще с ней справиться. Как-никак муж-козел – уже хоть что-то.

Такие ссоры у них происходили часто – ну, как ссоры… Лариса, не найдя причину своего плохого настроения, всегда советовалась с мужем. Как правило, эти семейные советы заканчивались тем, что во всех бедах был виноват именно супруг. Спустя несколько минут Егор, добрейшей души человек (как потом выяснилось), перезвонил своей жене и, извините, послал ее в задницу.

Удивленная неожиданным поворотом событий, Лариса хотела было ответить, но Егор уже положил трубку. Дальнейшая судьба госпожи Дроздовой нас волнует слабо, поэтому оставим ее в прихожей с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, а сами вернемся к ее супругу. После того как Егор выразил свою позицию по отношению к жене (не забывайте, это хроника, все должно быть очень официально), господин Дроздов, владелец небольшой туристической фирмы, развернул свой личный автомобиль через две сплошные и поехал к своему родному отцу, которого он не навещал уже полгода. Оказавшись на пороге родительского дома, Егор с ходу признался:

– Батя, достала меня эта стерва, не могу я больше.

Отец отнесся с пониманием к проблемам сына и предложил ему провести пару дней в его компании («А вообще, сынок, оставайся сколько хочешь!»). Так Егор Дроздов и его отец Антон Валерьевич Дроздов и оказались у лунки на нашем пути.

Глядя на костер, Егор в непривычном для себя тулупе тихо проговорил:

– Пап, ты прости… что не навещал.

– Брось, – буркнул Антон Валерьевич, поглядывая на многочисленные жерлицы, установленные рядом с пробуренными лунками. Он посмотрел на часы, затем поднялся. – Поздно, поехали в поселок. Не люблю по темноте возвращаться.

Тут где-то совсем рядом раздался громкий крик. Антон Валерьевич с недоуменным видом стал вглядываться в тьму. Затем он серьезным тоном проговорил:

– Это что, моторашка к нам едет, что ли?

– Не знаю, – пожал плечами сын. – Только как-то уж очень медленно.

Спустя несколько минут Антон Валерьевич смог разглядеть приближающихся – три человека, схватив веревки, тащили свой транспорт. Пройдя так метров пятьдесят, один из них закричал:

– Помогите!

Отец с сыном переглянулись и бросились к людям.

Вот так вот мы и встретились с Егором Дроздовым и его отцом – Антоном Валерьевичем. А как так произошло? Да просто – когда мы тронулись в путь, то банально заблудились. Если вы думаете, что заблудиться в ледяной пустыне огромного водохранилища трудно, то вы ошибаетесь. Это самая легкая задачка, которую я выполнял. Правда, на тот момент мы искренне считали, что добраться мы все-таки сумеем. С трудом, немного поплутав, но сумеем.

Когда тьма опустилась на нашу чертову ледяную поверхность, выбор был один. – двигаться по огонькам. Именно многочисленные жилые домики и служили нам хоть каким-то ориентиром среди темнеющего пространства. Алекс все ориентиры обозвал просто – свет в конце тоннеля, за что получил смачную затрещину лично от меня. В такой ситуации брала обычная злость – сначала этот идиот лажает с Интернетом, потом этот танцор с бутылками напивается (мы его, как выразился Андрей, «по-коляновски» загрузили в багажник), а теперь в темноте нам надо найти дорогу. Но это все фигня по сравнению с тем, что произошло дальше: мы покружили минут сорок, когда моторашка зарычала, проехала метров двадцать и остановилась – вот тогда стало страшно. Реально страшно.

Ах да, чуть не забыл – в истории, в которую мы вляпались, нам стоило винить только себя. Не рассчитали время, понадеялись на водителя, а самое главное, не знали – что делать дальше. Кругом тьма, мы стоим посередине водохранилища, и у нас закончился бензин. Если вы сейчас читаете этот текст, находясь в теплом помещении, – вы меня не поймете, но все же постарайтесь. Городским трудно представить, что такое самый настоящий ХОЛОД. Не в смысле нереальный холод, когда ждешь автобус на остановке (я с усмешкой вспомнил звонок Полтавы, с которого и началась эта история), в городе ты всегда знаешь, что холод – это просто неприятность. Просто отвратительная неизбежная плата за зиму – ну померзнешь, заскочишь с красной физиономией в транспорт, тихо матерясь, пойдешь от остановки домой. Может быть, даже заболеешь. В крайнем случае если совсем плохо, ты можешь зайти в магазин погреться. Это понятно.

А тут… тут абсолютно ничего нет рядом. Понятное дело, что мы были одеты тепло, но ночь посередине водохранилища мы бы не выдержали. Всегда хочется казаться таким суперкрутым, нереально дерзким (особенно если девушки смотрят), но тут стоит сказать по правде. Я перетрусил. Особенно после того, как я увидел, что стало с Муратом после того, как он провалился под лед. И снова замаячило чертово слово «ампутация». Потому что мы загнали сами себя – бензина нет, моторашки уже не ездят, а добраться до ближайшего огонька… в темноте можно провалиться под воду, и тогда пиши пропало.

Некоторое время мы молчали, затем Андрей проговорил:

– Все нормально будет.

Он спрыгнул с моторашки и достал моток веревки, которая мирно покоилась на спящем Мишке. Подсвечивая себе дорогу телефоном (связь не работала, хотя мы честно пытались дозвониться до Петровича), он перекинул ее через мотоциклетный корпус и сказал:

– Один идет впереди с щупом, двое других тянут за собой моторашку.

– Может, попробуем до домов так дойти? – спросил я.

– Моторашку нельзя бросать, – отрицательно покачал головой Андрей. Мы потом ее только наутро найдем. А Мишка околеет к этому времени. Ему сейчас хорошо, только если мы уйдем, он уже не проснется.

Мне стыдно за тот факт, что мы сами себя загнали в угол и сейчас можем погибнуть из-за своей глупости. Андрей, идущий рядом, словно прочитал мои мысли и натужно проговорил, таща веревку за собой:

– Колян, тебе тоже обидно?

– За то, в какой мы заднице оказались? – пропыхтел я. – Да. Бурлаки на Волге, мать их…

– Знаешь, когда я понял, что я взрослый? – спросил Андрюха. – Когда перестал всяких ужастиков бояться. Вот тогда я понял, что вырос. Раньше я смотрел фильм, где страшные эпизоды были, и не понимал, почему мама не боится. Меня этот вопрос долго мучал, почему взрослые не боятся монстров из фильмов – они же страшные.

– И?

– Фу, перекур, Леха! – крикнул Полтава. Несколько раз вдохнув и выдохнув, он заявил: – А я понял. Им некогда бояться. Ну, сам подумай, чего бояться моей маме? У нее нищенская зарплата медсестры, нет мужа и сын на плечах, которого она любит. И для которого делает все, чтобы он был счастлив. Чего ей бояться? Монстров? Да у нее каждый день страшнее всех этих монстров…