Викториум - Владимир Ралдугин

Он оказался довольно молод. И черты лица его говорили, скорее, о восточнославянском происхождении. Хотя, если вспомнить, кто такие янычары, это неудивительно.

Пиршество было длительным. С несколькими переменами блюд. Уже к третьей мы с офицерами щипали еду только для вида. Животы наши были набиты так плотно, что хотелось ремни распустить. Мы, в общем-то, так и сделали, когда увидели, что падишах первым подал пример своим подданным. Он откинулся на подушки, которыми был завален его трон, распустил широкий кушак. Также стали поступать и его ближайшие сановники. Не отстали от них и мы. Сразу стало намного легче.

Мы с казачьими офицерами откинулись на подушки. Теперь даже из вежливости не прикасались к еде. На нее и смотреть уже не хотелось. Только потягивали лимонад и соки, которых на столе стояло достаточно. А вот спиртного не было вообще. Надо сказать, многие за другими столами предпочитали пить вообще холодную воду со льдом.

Кофе и сладости принесли уже сильно за полночь. Я не позавидовал Зиновьеву. Тому приходилось все это время вести дипломатические беседы с падишахом и его сановниками. Беседовал, насколько я мог видеть со своего места, и князь Амилахвари. Особенно он уделял внимание Аббасу-аге. Янычар был с ним вежлив, несмотря на то, что князь говорил о нем.

Восток заалел, когда пир наконец закончился. Гости падишаха поднялись из-за столов — и снова вернулись к слонам. Во дворце остались только самые приближенные правителя Левантийского султаната.

Абдул-Хамид долго и сердечно прощался с Зиновьевым. Пригласил посла на соколиную охоту, приуроченную к приезду посольства. После долгих проводов мы наконец снова взобрались на слонов. Отправились в недолгий путь до здания посольства.

Поселили нас в белом доме, окруженном высокой оградой с коваными решетками. Оборонять такой достаточно удобно. Никакая толпа фанатиков, если их, конечно, будет не несколько тысяч, не сможет перебраться через нее под ружейным огнем. А как сказал мне князь Амилахвари, мы привезли с собой еще и три новеньких пулемета «Гочкисс». Вроде бы имелись и гранаты. Так что теперь нападение нам было не то чтобы совсем уж не страшно, но шансы отбиться намного выше.

Собственно, больше я ничего и не запомнил в тот день. Разве что крики живых и механических муэдзинов, призывающих мусульман к первой за день молитве. Я добрался до постели в выделенной мне комнате. Едва нашел в себе силы раздеться, прежде чем повалиться на нее. И уснул сном праведника.

Ауда бан Харб аль-Або Сеид аль-Мазро аль-Тамаме ибу Тайи, которого для краткости называли просто Ауда абу Тайи, был самым настоящим арабским вождем. Вот такими представляли себе арабских шейхов в Европе. Худой, даже какой-то поджарый, словно гончая. Загорелый почти до черноты. С продубленной ветрами и песком кожей, больше похожей на кору столетнего дуба. Ауда был еще не стар, однако борода его отливала сединой, как и волосы, выбивающиеся из-под черного платка-куфии. Ауда был человек весьма эмоциональный. Каждое слово свое он сопровождал яркой жестикуляцией.

Лоуренс, шериф Али и Браун сидели в роскошном шатре Ауды. Стойки шатра поскрипывали под ветром. Стенки раздувались, подобно черным парусам пиратского корабля. Правда, одного взгляда на Ауду хватало, чтобы понять, перед тобой самый настоящий пират. Разбойник пустыни.

— Чего ты от меня хочешь, Лоуренс? — спросил у майора Ауда. — Опять тебе мои люди понадобились? Ты взял у меня три сотни лучших воинов. И где они теперь?!

— Далеко отсюда, — ответил ему Лоуренс. — На юге Африки. В стране Наталь. Берут себе рабов-негров и жен. У них хорошие дома в Натале. У тех, кто остался в живых после боев с зулусами.

— Ты не врешь мне, Лоуренс, — кивнул Ауда, поправляя куфию. — Тебе нужны еще люди для того, чтобы сражаться с зулусами?

— Нет, Ауда, — покачал головой майор. — Твоих людей в Африке достаточно. Мне они нужны в Стамбуле.

— Снова шагать среди фанатиков и резать урусов, — догадался Ауда. — Я слышал, приехали новые из Урусского царства. Этих тоже пустить под нож? Мне нравится это. В прошлый раз мы взяли богатые трофеи. Подарки самого падишаха.

— Может быть, и это тоже понадобится, — кивнул Лоуренс. — Но пока мне нужны твои друзья среди младотурок. Надо поговорить с ними. Есть для них дело.

— Младотурки платят мне золотом, — улыбнулся Ауда. — Хорошо платят.

— За что же платят тебе младотурки? — поинтересовался Лоуренс.

За расслабленной отстраненностью его тона Браун услышал отголоски настороженности и интереса.

— За моих людей, — ответил довольный собой Ауда. — Мои ховейтаты охраняют младотурок на их демонстрациях, выступлениях. Не дают стражникам добраться до мест их тайных собраний. Мои люди даже убивают стражников, если приходится. И за это младотурки платят мне отдельно.

— На следующее тайное собрание младотурок я должен попасть, — вкрадчивым тоном произнес Лоуренс.

— Нет! — воскликнул Ауда. — Никак нельзя! Это же тайное собрание! Если я ты туда попадешь, младотурки перестанут доверять мне. Перестанут платить! Найдут другого, кто станет охранять их!

— Боишься потерять их деньги, — усмехнулся Лоуренс.

— Время такое, — пожал плечами Ауда. — Войны нет. Трофеев нет. А мне надо кормить ховейтатов.

— Я заплачу тебе золотом, Ауда, — заявил Лоуренс. — В этот раз мне нужны будут всего два десятка твоих людей. Из тех, кто постоянно находятся в Стамбуле.

— Что они должны делать для тебя?

— Помнишь дом, где жили урусы, Ауда. Твои люди должны следить за ним день и ночь. И как только там появится хоть кто-то, они тут же должны доложить мне. В дом европейских офицеров.

— Это место проклято кровью урусов! — вскричал Ауда еще громче, чем когда речь зашла о золоте младотурок.

— Дом сожгли, — отмахнулся Лоуренс. — Очистили огнем от всех проклятий. Ты ведь веришь в силу огня даже сильнее, чем в силу Аллаха.

Ауда взмахнул руками. Но ничего говорить не стал. Слишком уж падок был шейх ховейтатов до золота. А у Лоуренса его было достаточно. И этот бог был для Ауды намного важнее и Аллаха, и огня.

Наша с князем работа началась с утра следующего дня. Амилахвари беспощадно поднял меня ни свет ни заря. Я едва удержался от того, чтобы не послать его по матери. Но все-таки князь, да и мой непосредственный начальник. Некрасиво как-то.

— Это хорошо еще, что падишах, по крайней мере на людях, строго придерживается норм ислама, — усмехнулся князь. — А то бы у вас, Никита, еще и голова раскалывалась с похмелья.

Мне нечего было ответить на его слова. Я быстро привел себя в порядок и оделся. Вот только повседневную форму я так и не успел почистить после стычки с террористами в Севастополе. Она пестрела пятнами севастопольской уличной грязи и основательными подпалинами.

— Да уж, — критически осмотрел меня князь, — не слишком презентабельный вид. А гражданское платье у вас имеется, Никита? Собственно, в синих мундирах щеголять по Стамбулу не стоит. Слишком уж приметно мы будем выглядеть.