Родина слонов - Олег Дивов

Люди быстро установили, что мамонты умны, у них отличное зрение, почти не слабеющее с возрастом, и потрясающий слух. Но отправной точкой для первых дрессировщиков были слоны, еще раз слоны, опять слоны и, конечно, собаки. Девятнадцатый век! Что мы тогда знали про способы общения слонов?! Возможно, звук в диапазоне, где мы не слышим. Возможно, передача сигналов за километры через подушечки ног, своеобразное перестукивание. Никому в голову не пришло, что у мамонтов это все надо умножить на порядок из-за особых условий, в которых они жили.

А что слон?.. Хорошо развитая корова с тонкой душевной организацией, которую ему некуда применить. Он нервный и пугливый. Рявкни на него – побежит сломя голову. А еще он двадцать часов в сутки занят: ищет еду и жрет… Хобот, конечно, отличная штука. Дает огромные возможности. Например, возможность развивать мышление. Ну так задачи нужны, задачи! Будь у наших лаек такой шикарный манипулятор, чукотские оленеводы вообще бы не работали! Валялись бы по чумам толстые и счастливые, а собачки отлично справлялись бы за них!

Так говорил дедушка Умкы – и хохотал, представляя себе лайку с хоботом.

Но как есть множество людей с руками и совсем без соображалки, так и у большинства слонов хобот растет из задницы. От слонов никогда не требовали врубить мозги на всю мощность. Ни люди, ни обстоятельства.

Мамонт по набору функций вообще не слон. Это какой-то, я не знаю, луноход. Выживание при разбросе температур до шестидесяти градусов на сложном и опасном рельефе. Постоянная точная работа бивнями, совсем другие задачи для хобота, общая суровость обстановки. Белые, трам-тарарам, медведи и полярные, мать их, волки. Бурых медведей не считаем, мелочь. И вечная мерзлота под ногами, по которой любые колебания уходят очень далеко. Резко возрастает и чувствительность, и способность понимать сигнал, и умение сообщать о себе на расстоянии. Насколько такая напряженная коммуникация загружает мозги и до чего они развиваются, мы примерно догадываемся только сейчас.

Мамонты знают про нас больше, чем мы. Они умнее собак и намного тоньше воспринимают окружающий мир. Если собаки абсолютно верно считывают наши эмоции по выражению лица, то мамонт способен на большее. Даже не знаю, как объяснить. Дали бы мне какой-нибудь Институт Мамонтоводства, я бы все разузнал. Но где я и где институт, рожей чукотской не вышел. Поэтому вынужден говорить словно шаман: волшебным образом мамонт чует, чего мы про него думаем. И умеет в ответ передавать, что сам про нас думает. Конечно, этому должно быть разумное объяснение. Акустическое, химическое, оптическое и так далее, хоть электрическое. Но без глубокой научной работы до него не докопаться, а русским мамонты пофигу, они все к звездам рвутся да Америку пугают, заняты очень, а какая без русских научная работа.

Мы твердо знаем одно: мамонты с нами общаются. Сначала взглядом, наклоном головы, взмахом хвоста, легким прикосновением хобота; но постепенно у каюра и зверя вырабатывается бесконтактный общий язык. Начинается разговор без жестов и слов. Возникает понимание очень тонких материй. От простых эмоций – к сложным.

И когда ты впервые понимаешь, что чудовище ростом под четыре метра и весом под семь тонн считает тебя своим папой, ощущение – кирпичом по голове…

Пушок считал директора старшим братом.

Пушок погиб на строительстве Трансчукотки. Туда привлекали любые ресурсы, до каких могли дотянуться. Потому что либо освоим фонды – и будет трасса, жизненно важная для всего полуострова, либо не освоим – и не будет. Военные и гражданские, профессора и старшеклассники, товароведы и библиотекарши, все побывали дорожными рабочими. И охотники, пока у них не сезон, и знаменитые уэленские зверобои, и та же песцовая ферма. Оленеводы умудрились прислать людей, наскребли как-то. Северный флот заходил – матросами поделился. И очень крупно помогла легендарная «Армия Вторжения» из бухты Провидения, про которую никто не знает, для чего эта армия вообще, почему ее так интересно зовут и есть ли она на самом деле.

Не участвовали, кажется, только метеорологи – хотя просились. Но на Чукотке погода решает абсолютно все, поэтому кто-то должен сидеть на шухере и делать прогноз, что бы ни происходило, хоть прокладка судьбоносной дороги, хоть Судный день. А то внезапно дунет, а мы не ждали – и ваш конец света нам уже неинтересен, у нас тут свой апокалипсис сразу.

Питомник вышел на «народную стройку» полным наличным составом вместе с беременными и молодняком; их просто не с кем было оставить, ну и пусть держатся поблизости. Верховых и пастухов на всю ораву не хватало, поэтому рядовым чукотским ковбоем временно стал каждый. Начиная с тогдашнего директора, орденоносного дедушки Умкы на элитном производителе Домкрате, и кончая женой Пети Омрына, которая не захотела оставлять мужа без присмотра и очень к месту вспомнила, что тоже, как и все серьезные люди, когда-то получила диплом «каюра тяжелых систем». Сколько раз ее звали на работу, она ни в какую. А тут – нате вам. Ну, посмеялись втихаря, положили несколько дней на восстановление навыков и групповое слаживание – и двинули на трассу.

А там – какая встреча, однако! – родственники и знакомые: две бригады строителей на чукотских мамонтах. Сорок мохнатых бульдозеров. Про них даже статья в газете была, так и называлась: «Сорок мохнатых бульдозеров». Сначала все страшно обрадовались, мамонты особенно. Сварщикам пришлось здорово попотеть, чтобы понаделать отвалов и ковшей на всю ораву – и тут «Звезда Чукотки», сама того не ожидая, предъявила народу, как играют любители против мастеров. Радость всеобщая малость поутихла, а дальше случился даже некоторый скандал. Потому что выработка у питомника оказалась процентов на двадцать выше, чем у профессионалов-строителей. Хотя питомник не позволял своим мохнатым бульдозерам особо зарываться, берег племенных зверей. Монотонная циклическая работа вгоняет мамонта в транс, четвероногое будто наполовину засыпает и в этом режиме пашет, как заводное, пока у него бензин не кончится. Тут оно, конечно, проснется и будет сутки жрать в три хобота, забив на работу хвост, а это педагогически неправильно и вредно для здоровья.

Начали разбираться и сильно удивились. Питомник выигрывал не потому, что у него животные особенные, любовно ухоженные и вкусно кормленные. Нет-нет, строители искренне любили своих зверей и нормально их содержали. Просто, вы извините, но вот такое дело, как бы сказать-то помягче… На питомнике и каюры, и мамонты лучше соображают. Мамонт не трактор, ты его научи правильно, он сам за тебя пахать сможет. Там, где строитель довольно жестко и директивно управляет четвероногим, наш каюр только легонько подправляет его, поэтому мамонт ходит по оптимальной для себя траектории, не делает лишних движений, устает меньше и действует эффективнее.

Дедушка Умкы, тогда еще не старик, а крепкий мужчина пятидесяти лет, солидно огладил бороду и сказал: «Ну понятно. Мы, во-первых, позволяем мамонтам намного больше вольностей. Хотя бы потому, что у нас верховых не хватает на всех, хе-хе… Зато, нет худа без добра, звери не задрессированные, умеют думать своей головой. Во-вторых, мы часто сдаем мамонтов в аренду под самые разные задачи, и животные не замкнулись в рамках одной профессии, а, наоборот, привыкли быстро адаптироваться. В-третьих, на нас висят спасательные операции в радиусе трехсот километров, мы постоянно что-то откуда-то вытаскиваем, и двух одинаковых случаев не бывает. Тут не захочешь, а поумнеешь… Однако, виноват, строители тоже приписаны к поисковому отряду, этот пункт можно вычеркнуть. Хотя кого они там спасают, в основном своих же. То стену на себя уронят, только что возведенную, то упадут с моста и попутно разнесут его в щепки, то вообще пытаются увязнуть в вечной мерзлоте… Думали, не знаем про ваши художества? Мы же ведем статистику. Мы обязаны все учитывать, буквально каждый ваш чих. А как иначе. Это ведь мы пишем методички для училища, откуда вы выпускались, – забыли, да?..»