Антимамочка. Реальное материнство - Сара Тернер

Генри побежал к морю, споткнулся, ободрал руки и тоже разревелся.

Наконец я все-таки опустилась на песок, и происходящее стало хоть немного напоминать картинку, которую я утром нарисовала у себя в голове. Я кормила Джуда, а Генри доводил меня до сердечного приступа веселыми криками: «Я закапываю собачью какашку!» Потом он признался, что все выдумал. Наверное, мне следует беспокоиться о том, что мой ребенок закапывает клад из воображаемых собачьих какашек. Но я не буду. Слишком устала.

А потом мы бродили вдоль полосы прибоя; я несла Джуда, держала Генри за руку, и это было чудесно. Нет, в самом деле чудесно! Я дышала морским воздухом, который никогда не залетал в мою гостиную, и мысленно похлопывала себя по плечу. Все-таки я молодец, что решилась на эту вылазку. Такие мгновения даже можно выложить в Инстаграм (#на_пляже_с_моими_ненаглядными).

Сменив Джуду подгузник прямо в багажнике машины, я поняла, что нам пора возвращаться. Естественно, Генри запротестовал, причем во всю мощь своих трехлетних легких. Но я присела так, что оказалась с ним на одном уровне, и спокойно объяснила, почему мы должны ехать домой.

На самом деле я подкупила его шоколадным яйцом.

Оба вышеупомянутых случая (и куча других, о которых я не написала) наглядно демонстрируют, что жизнь с двумя детьми напоминает корзинку с фруктами еще меньше, чем жизнь с одним.

Но Генри неплохо нас закалил.

И вообще, взялся за гуж…

С тех пор, как я стала мамой, меня неоднократно посещали мысли и чувства, за которые мне потом было стыдно. И в которых мне до сих пор тяжело себе признаться. Речь идет не о глубоких чувствах, а скорее о помутнениях; бывает, после очередной бессонной ночи с кровоточащими от непрерывного кормления сосками или десятой за день истерики в исполнении старшего сына я не всегда отвечаю за то, что говорю или думаю. У всех случаются моменты, которые нужно просто пережить. Да, я говорила о своих сыновьях такие вещи, от которых у меня потом волосы на голове шевелились. Нет, я не обращалась к ним напрямую – если не считать младенческих месяцев, когда я ругалась сквозь зубы. Но вряд ли они что-то поняли. Обычно поток негатива принимал на себя Джеймс – или потолок, в который я бездумно пялилась, молотя кулаками диван. Эти вспышки недовольства не говорят о том, что я жалею, что стала мамой. Нет, я жалею о том, что сижу, покрытая детской отрыжкой, глаза у меня слипаются от хронического недосыпа, а ребенок настойчиво требует вторую грудь «на десерт».

У меня отложилось в памяти одно субботнее утро. Двухмесячный Джуд не спал почти всю ночь, а в пять часов я проснулась от того, что к нам в кровать забрался Генри в насквозь мокрой пижаме. Он описал свою постель и пришел к нам. Я понимаю, что он сделал это не специально, такое случается со всеми. И мне ужасно стыдно за то, как я себя повела. Я подскочила, отшвырнула одеяло и нечаянно разбудила Джуда, чья колыбелька стояла в нашей комнате. Младенец заревел, и я вспомнила, что сегодня суббота. «Вот они, мои выходные», – подумала я, и меня накрыло. До поры до времени я держала себя в руках. Меня хватило на то, чтобы обнять Генри, помыть его, переодеть и заверить, что ничего страшного не случилось. Уверена, за мою улыбку в то утро полагался Оскар. Я достигла вершины актерского мастерства! Я спокойно отвела сына в гостиную, включила мультики и спросила, будет ли он хлопья на завтрак. Пока я занималась Генри, Джеймс безуспешно пытался уложить Джуда, который разошелся не на шутку. Как, впрочем, и я. Вернувшись в комнату, я специально хлопнула дверью погромче, сорвала с кровати мокрую простыню и прокричала, заливаясь слезами: «Лучше бы у нас не было детей! Зачем мы их вообще завели? Это было ошибкой! Ошибкой! Отличные, мать твою, выходные!» Позже я, конечно, плакала, упиваясь чувством вины. Ведь на самом деле я не считала рождение Генри и Джуда ошибкой. Я просто хотела поспать субботним утром в сухой постели.

Обычно я осознаю всю иррациональность подобных срывов. Они никак не отражают мои истинные чувства. Я говорю не то, что думаю, и потому стараюсь не слишком себя за них корить. Но если окинуть взглядом все мысли и чувства, о которых я сожалела, есть среди них одно не столь мимолетное. Это чувство глубоко укоренившееся, и оно долгое время не давало мне покоя. Этим чувством я не горжусь. Я бы предпочла не говорить о нем, но обещала быть с вами честной до конца.

На двадцать второй неделе второй беременности я пошла на УЗИ. Я лежала на кушетке, прозрачный гель холодил уже довольно выпуклый живот, в котором снова порхали бабочки. А желудок завязывался в узел от тревоги, что с ребенком что-то может быть не так. Вдруг второй малыш окажется болен? Ведь это обследование не зря называют скринингом патологии плода. Думаю, все родители отчаянно надеются, что с их ребенком все в порядке. А нам уже достался один здоровый – маленький нарушитель спокойствия, наш «ураган» Генри. И все, о чем мы могли мечтать, так это об еще одном здоровом малыше. Ну, я действительно мечтала об этом. И о кое-чем еще. И эта мечта, пусть и не такая важная, занимала мои мысли на протяжении всего обследования.

Я мечтала о дочери. Я очень хотела, чтобы у нас родилась девочка.

И когда наступил момент истины, стало кристально ясно, что девочкой там и не пахнет. Врачу даже не пришлось долго водить сканером и выглядывать что-то у младенца между ног. Хозяйство Джуда заняло добрую половину экрана. Судьба преподнесла нам еще одного здорового сына. Нам очень, очень повезло.

И тем не менее я ударилась в слезы.

Не сразу, нет. Сначала я, конечно, обрадовалась, когда доктор сказал, что с ребенком все хорошо. И посмеялась над нескромностью Джуда. У нас будет еще один озорник, под стать Генри. А как он обрадуется младшему братику!

Но выйдя из больницы, я расплакалась. Я плакала и потом, когда мы приехали домой, и вечером, когда легла спать. Новость о том, что у нас снова будет сын, невероятно меня огорчила. К разочарованию примешивалось громадное чувство вины. Что я за мать? Разве можно быть такой эгоисткой? Я ужасно на себя злилась. Ведь прежде я сама снисходительно поглядывала на родителей, которые снова и снова рожали детей в надежде, что следующий окажется нужного пола. Такие истории нередко попадают в СМИ под заголовком «Двадцать пять сыновей, но они не теряют надежды». Мне не верилось, что пол ребенка может послужить поводом для разочарования. Да какая, в конце концов, разница?

Я и представить не могла, что у меня появятся предпочтения в этом вопросе. Всегда думала, что буду рада просто здоровому ребенку. И вот я лежу, вся в слезах, а грудь распирает отнюдь не от счастья. Мозг изо всех сил пытался настроить меня на рациональный лад. Нам и так повезло дважды забеременеть без проблем; ребенок здоров; это нужно отпраздновать, соберись, женщина! И я искренне хотела отключить разочарование и радоваться новостям. Если бы это было так просто…

Сейчас я гордая мать двух мальчишек, и хотя это уже заезженное клише, я не побоюсь сказать, что не могу представить свою жизнь иначе. Когда Джуд улыбается мне или до икоты смеется над моим исполнением детских песенок, я чувствую укол вины за слезы, которые пролила на парковке перед больницей, и дома, и когда узнала, что у лучшей подруги будет дочь… Ничего не говорите, я сама знаю, как глупо себя вела. Я так довольна своими мальчиками, что с легкостью могла бы сделать вид, что никогда не чувствовала того разочарования. Я могла бы посмеяться и забыть. Удалить пост, который выложила в блоге после УЗИ, и стереть эти переживания. Но за прошедший год я все-таки сумела с ними примириться. Теперь я понимаю свои чувства так, как не понимала в то время. Впрочем, тогда я была большая, беременная, и гормоны часто заменяли мне здравый смысл. Так что нужно сделать себе скидку.