Большая игра СМЕРШа - Дмитрий Тарасов

— В лесу, больше нигде. Тяжеловато и неудобно, но ничего не поделаешь. Давай завтра съездим туда вместе, посмотришь, как я устроился. Кстати, ты-то не выучился? — спросил Москвичев.

— Нет, не выучился, хотя Фурман и предлагал.

— Жаль, — заметил Москвичев, — ну, а что мы сообщим в радиограмме?

Напарник вынул из кармана записную книжку и, подумав немного, написал:

«С напарником встретился 31 марта вечером. Все благополучно. Он доставил деньги и документы, чемодан потерял, два дня искал, не нашел — густой лес На поиски думаем выехать оба. Шлем привет. ГММ».

Прочитав радиограмму, Москвичев спросил:

— А что значит ГММ?

— Это мой пароль, — ответил Гуров, — Фурман сказал, что, если все будет нормально, то в конце радиограммы я должен обязательно поставить три буквы, обозначающие мои инициалы.

— Что же, выходит Фурман мне не доверяет? — обидчиво спросил Москвичев.

— Нет, дело не в этом, — возразил напарник. — Просто необходима предосторожность, потому что в нашем деле всякое бывает. Могло, например, случиться так, что из-за меня арестовали бы и тебя. Рация попала бы в руки советской контрразведки, которая могла бы заставить тебя работать. Для того и дается пароль, чтобы наши могли знать, самостоятельно мы работаем или нет. Так что ты обязательно включи эти буквы, иначе Фурман подумает, что мы провалились, — закончил напарник.

На другой день, убедившись, что ничего принципиально нового напарник сообщить уже не может, Москвичев под тем предлогом, что у него оставаться опасно, назначил Гурову 2 апреля в 12 часов встречу у Большого театра. Проводив напарника за ворота, он подошел к стоявшей во дворе грузовой автомашине и сказал сидевшему там оперативному работнику, что напарник ему больше не нужен.

После этого решено было Гурова арестовать. 1 апреля, в 19 часов в углу Петровки и Колобовского переулка Гурова остановил капитан с красной повязкой на рукаве:

— Товарищ старший лейтенант! Комендантский патруль. Предъявите документы.

Рядом с капитаном стояли два сержанта, вооруженные автоматами. «Придравшись» к документам, капитан приказал автоматчикам доставить старшего лейтенанта в комендатуру. Тут же «нашлась» и дежурная машина. В комендатуре при обыске у задержанного обнаружили два комплекта документов на разные фамилии и большое количество чистых бланков. Задержанный был доставлен в органы советской контрразведки.

После этого работа радиоточки продолжалась в прежнем плане, и вражеская разведка, судя по ответным радиограммам, была довольна действиями агентов. Тем не менее, наша контрразведка решила, что этого недостаточно. И в июне 1944 года была направлена следующая радиограмма:

«Обсудили с напарником наше положение, предлагаем следующий план. Для работы на рации нам необходимо постоянное место за городом, для этого надо купить дачу, на которой будут жить наши люди — мужчина и женщина пожилого возраста с гражданскими документами об их нетрудоспособности, а под видом дочери — специалист-радист. Сам я буду жить в городе, как инвалид войны, а для маскировки открою слесарную мастерскую: таких мастерских в Москве очень много. С помощью заказчиков буду собирать сведения и передавать Гурову, а Гуров — на дачу радистке. Сообщите ваше мнение».

После нескольких уточняющих вопросов противник с предложенным ему планом согласился. Но 5 сентября 1944 года неожиданно для советских контрразведчиков радировал:

«Просим Гурова сообщить нам время, когда он вместе с Радловым и Бишофом сидел в тюрьме».

Гуров в то время был уже осужден и следовал к месту отбытия наказания на Дальний Восток. Так как никто, кроме него на этот вопрос ответить не мог, пришлось срочно его разыскивать. В тот же день установили, что эшелон, в котором находился Гуров, за несколько часов до получения радиограммы вышел из Читы. Гуров был немедленно снят с эшелона и доставлен в отдел контрразведки Забайкальского военного округа, где его тщательно допросили. На основании полученных данных была составлена и отправлена следующая радиограмма:

«Гуров передает, что вместе с Радловым он сидел в тюрьме с декабря 1942 года до середины І943 года, а с Бишофом — с февраля по март 1943 года, точных чисел не помнит. Зачем вам эти данные? Связь и так плохая, примите скорее меры к созданию безопасных условий для дальнейшей работы. Присылайте немедленно деньги и батареи.

Привет».

Очевидно, это была проверка радиста. Уверенный ответ Гурова, должно быть, убедил немцев, что у агентов все нормально, и вскоре в их адрес поступила депеша:

«Сообщите, где вас могут найти два курьера, которых мы намерены прислать с документами и батареями для рации. По какой фамилии они должны вас спрашивать? На запрос была направлена радиограмма с соответствующими данными.

В ноябре 1944 года на квартиру-ловушку противник прислал двух агентов, у которых при аресте были изъяты 300 тысяч рублей, большое количество фиктивных документов, батареи для радиостанции и письмо от небезызвестного уже Фурмана. В письме говорилось:

«С хорошо проверенными людьми посылаю вам кое-какие вещи, в частности, документы, деньги и прочее. Надеюсь, что все присланное облегчит вашу работу. Радистка к вам приехать не может, так как она в другом месте, а подходящего заместителя нет, поэтому вы этот вопрос должны решить сами. Вербовку старайтесь развернуть широко, но вербуйте нужных людей, которые не были бы вам и нам в тягость. За вашу прошлую работу, которая оказалась очень полезной, выражаю признательность от имени высших органов. Подробности сообщу по радио. Старайтесь во что бы то ни стало расширить круг знакомых».

Эта радиоигра продолжалась вплоть до капитуляции Германии.

К Московскому железнодорожному узлу проявлял повышенный интерес не только Абвер, но и соперничавший с ним орган — ведомство Шелленберга, являвшегося начальником 6-го управления Главного управления имперской безопасности фашистской Германии.

Так, в ночь с 20 на 21 июня 1943 года в районе Егорьевска Московской области были сброшены на парашютах агенты германской разведки Северов и Жилин, которые сразу же после приземления явились в органы советской контрразведки.

Северов оказался советским гражданином, внедренным по заданию органов госбезопасности в фашистскую разведку, а Жилин — немецким кадровым разведчиком с довоенным стажем практической шпионской работы, завербованным Северовым для работы на советскую разведку во время их совместного пребывания в разведывательной школе «Цеппелин-Норд».

Желая быстрейшего направления в Союз, Северов и Жилин заявили руководству разведоргана немцев о возможности вербовки родственника Северова, занимавшего якобы ответственный пост в НКПС. Их план был одобрен высшей инстанцией гитлеровской разведки, и обоих агентов вызвали в Берлин. Там они прошли специальную подготовку, а затем были переброшены на самолете в район Москвы.