Операция "Дуб". Звездный час Отто Скорцени - Грег Аннусек

Увы, имелось одно «но». Многие из этих так называемых экспертов в свое время были арестованы и по приказу Гитлера брошены в концлагеря — как раз за то, что практиковали свое магическое искусство. Массовые репрессии имели место в 1941 году, вскоре после странного инцидента с участием Рудольфа Гесса, в ту пору заместителя главы нацистской партии. В мае того года Гесс совершил загадочный полет в Великобританию (он был сбит в небе над Шотландией) якобы для того, чтобы договориться о мире между Германией и Великобританией. Увы, попытка провалилась, и Гесс был в конечном итоге арестован.

Нацисты были уверены, что Гесс решился на эту авантюру по совету некоего астролога. «После случая с Гессом, — вспоминал офицер разведки СС Вильгельм Хеттль, — по приказу Гитлера началась повсеместная „охота на ведьм“, и большая часть прорицателей, ясновидящих и гадалок были брошены в концлагеря. Так что Гиммлер был вынужден впоследствии прочесать собственные лагеря, прежде чем смог собрать команду астрологов и магов».

Вальтер Шелленберг, возглавлявший летом 1943 года внешнюю разведку СС, так писал позднее о дилемме, с которой столкнулись тогда нацисты. «В начале августа, — вспоминал он, — Гитлер отдал распоряжение найти и освободить Муссолини. Мы же не имели ни малейшего понятия о том, где тот находится. И тогда Гиммлер был вынужден обраться к знатокам „оккультных наук“, арестованным вскоре после полета Гесса в Англию. Он запер их в загородном доме на берегу Ваннзее. Этим шарлатанам было поручено вычислить местонахождение Муссолини (что, между прочим, обошлось моему отделу в приличную сумму, ибо эти, с позволения сказать, „ученые“ имели ненасытный аппетит в том, что касалось хорошей еды, хороших напитков и хорошего табака)».

В дополнение к так называемой Ваннзейской группе за услугами обратились к астрологу Вильгельму Вульфу, который в то время был на свободе. По его словам, 28 июля в дверь его дома постучали двое представителей гестапо. «Слава Богу, что мы вас нашли! — воскликнул один из них. — Мы ищем вас вот уже несколько дней». Вульфа быстро доставили в Берлин, где он предстал перед генералом СС Артуром Нёбе, главой уголовной полиции. Астролог полагал, что он в очередной раз арестован, однако оказалось, что Нёбе, «главным образом, интересовало, где находится Муссолини». Вульф был в замешательстве. «Индийская астрология, — писал он позднее, — предлагает методику расчетов такового рода. Я сам не раз прибегал к ней за время своей практики».

И армия ясновидящих взялась за работу. Как будет показано ниже, информация, которую они совместными усилиями предоставили, оказалась, как это ни удивительно, на редкость точной.

* * *

Тем временем в Риме Скорцени и его агенты были вынуждены полагаться на куда более прозаические методы расследования. Впрочем, свобода их действий была существенно ограничена необычным характером порученного им дела. «Вести поиски было крайне нелегко», — писал позднее Штудент. Поскольку операция «Дуб» относилась к разряду секретных, а дипломатические отношения между партнерами стран «оси» висели на волоске, тактика выкручивания рук была неприемлема.

Официально Рим оставался дружественной территорией, и Гитлера это вполне устраивало, поскольку служило его интересам. Поэтому, несмотря на всю важность возложенной на них миссии, Скорцени и его помощники при всем желании не могли прибегать к силовым методам, что были в ходу у СС. Например, они не могли позволить себе вломиться в правительственные учреждения, перерыть документы, силой вытряхнуть из чиновников необходимые им сведения.

Здесь требовались гораздо более тонкие подходы. Например, можно было сыграть на старой дружбе. Скорцени ничуть не сомневался в том, что в итальянской армии и в правительстве остались те, кто сочувствовал дуче. Этих людей — военных, чиновников, бюрократов — следовало прозондировать мягко, ненавязчиво. И если игра на струнах верности фашизму не приносила результатов, их следовало подкупать, ибо известно, что деньги развязывают языки. Скорцени привез с собой в Рим пять тысяч фунтов фальшивыми британскими банкнотами для того, чтобы платить информаторам. Безусловно, эти поддельные деньги наверняка воспринимались как настоящие теми, кто получал их в обмен на полезные крохи информации. Нацисты также прослушивали итальянские радиостанции в надежде услышать какую-нибудь важную оговорку.

Пока Скорцени и его команды искали зацепки в Риме, они имели прекрасную возможность прощупать настроения итальянцев. И того, что они наблюдали, было достаточно, чтобы Гитлер, который все еще лелеял мечту о возрождении фашизма, мучился жестокой изжогой. С момента переворота прошло всего несколько дней, но от фашизма практически не осталось и следа.

25 июля, в день, когда был арестован Муссолини, король Виктор Эммануил и Бадольо выступили по радио с обращением к нации, чтобы сообщить известие о смене режима. Примерно в 11 часов вечера по римскому времени король в буквальном смысле огорошил итальянцев, сообщив им, что принял отставку дуче и всего кабинета. А спустя двадцать минут эфир прорезал голос Бадольо: «Итальянцы, по требованию его величества короля-императора я принял на себя военное правление страной со всеми властными полномочиями. Война будет продолжена. Италия, в чьи провинции вторгся враг, чьи города лежат в руинах, — сохранит верность данному слову [то есть верность немцам] в духе славных традиций древности».

По вечернему Риму, как, впрочем, и по всей стране, прокатилась волна всеобщего ликования. Люди пели на улицах и плакали, не стесняясь выражать свою радость по поводу того, что времена фашизма кончились, и вслух проклинали Муссолини. Как и Гитлер, многие полагали, что свержение диктатора — это прелюдия к миру. Хотя Бадольо и заявил, что страна останется верна союзу с гитлеровской Германией и продолжит сражаться против союзников, веселые римляне пропустили это заявление мимо ушей.

На следующий день толпы людей устремились на улицы города. Римляне ликовали, врывались в кабинеты организаций фашистской партии, чтобы перевернуть их вверх дном. Имели место случаи рукоприкладства по отношению к партийным функционерам, которым не хватило мудрости пересидеть это всеобщее ликование где-нибудь в укромном месте. «По виа Национале проехала машина, волоча за собой на цепи бюст Муссолини, — вспоминал Фридрих фон Плеве, — и мальчишки колотили по нему палками и что-то радостно выкрикивали. Проехал трамвай, на боку которого красовалась надпись: „Трагический карнавал окончен“».

«Улицы в центре города были запружены ликующими толпами, — вспоминал позднее один итальянский журналист. — От радости людьми владело едва ли не головокружение. Наконец они вновь обрели жизнь, какую почти успели забыть. В людских сердцах тотчас поселилась надежда, что едва ли не сразу наступят лучшие времена. Люди — сначала для пробы, чтобы посмотреть, что за это будет, выкрикивали проклятия в адрес Муссолини и фашизма, и, к их великому удовлетворению, с ними за это ничего не случалось». Подобные сцены происходили по всей стране.

Физического насилия почти не наблюдалось. Скорее, людской гнев был направлен на символы ненавистного режима. Сразу после переворота в буквальном смысле тысячи бюстов и фотографий дуче были порушены и сорваны, а также эмблемы фашизма и другие напоминания о днях правления Муссолини. Когда Скорцени прибыл в Рим, в витринах многих магазинов красовались фото новых героев — короля Виктора Эммануила и Бадольо.