Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры - Екатерина Вильмонт

– Это уж точно. А то у меня хозяйство совсем бабье –вечно что-то течет и не работает.

– Посмотрим, починим! Ну ладно, Кузенька, я пошел, а вытут поболтайте по-женски. – И он слинял.

– Кира, вы правда собираетесь за него замуж?

– Да я сама не знаю, все так скоропалительно…

– А вы давно знакомы?

– Неделю.

– Но Вика здорово в вас влюблен, я вижу. А вы? Вывлюблены в него?

– Да, но пока что я вижу в нем одни достоинства, ачтобы выйти замуж, надо иметь хоть какое-то представление о его недостатках,тем более что я никогда не была замужем.

– Почему? Вы ведь такая привлекательная женщина, мнекажется, вы уютная, домашняя, просто созданы быть женой и матерью, – онавдруг заговорила даже со страстью.

– У меня есть дочка, но я вырастила ее одна. Теперь онасама уже замужем и живет в Тель-Авиве.

– А что же случилось с ее отцом? Простите, что я такспрашиваю, но ведь мы, может статься, будем родственниками.

– Поматросил и бросил, пожалуй, это самое верноеопределение. – Мне не хотелось снова углубляться в эту тему. – Теперьвот Котя зовет меня замуж, а я в растерянности. Я же старая холостячка,привыкла жить одна, без мужика. У меня вообще странно жизнь сложилась – я посути своей клуша, если б вовремя вышла замуж, была бы хорошей женой, хозяйкой,матерью… Ну, мать я, может, и неплохая, но иногда мне кажется, что я прожила несвою жизнь…

– Я понимаю, что вы хотите сказать – вы созданы былиженой и матерью, а прожили жизнь любовницей, да?

– Да.

– Но может, это лучше? Вас много любили, вам неприходилось никого обманывать, вы могли послать кого угодно к черту, любовникне муж, да? Вы прожили жизнь свободной и так хорошо сохранились. Сколько вамлет, Кира?

– В субботу стукнет сорок семь.

– О, вы еще молодая… А вам правда понравились моиковры?

– Очень! Поверьте мне! Я никогда раньше таких невидела.

– Хотите, подарю вам один?

– Да, но мне как-то неловко…

– Какая неловкость, о чем вы говорите! Пойдемте в моюмастерскую, и вы сами выберете, тем более у вас послезавтра день рождения.

– Вера Болеславовна…

– Я же просила!

– Хорошо, Вера, приезжайте к нам на день рождения.

– К вам?

– Ну да, моя дочка родилась со мной в один день.

– Спасибо, деточка, но такие люди, как я, могут толькоиспортить праздник. Особенно Вике. Да и как в субботу добираться? Машины у менянет… Короче, для всех будет лучше, если я останусь дома.

Мне было страшно жалко эту женщину, но я не сталанастаивать.

– Вот, Кира, выбирайте!

Стены в мастерской были сплошь завешаны удивительнымиковрами. У меня глаза разбежались. Какая красота!

– Кира, а вот здесь еще!

В углу комнаты стоял станок, а рядом были сложены стопкойковры.

– Давайте расстелем их, чтобы вы могли видеть!

Ковры были большие и маленькие, пестрые, яркие и скромные. Ясразу приметила один небольшой коврик, суровый, но с ярким всплеском в нижнемправом углу.

– Можно вот этот, Вера?

Она рассмеялась.

– Конечно, можно!

– А почему вы смеетесь?

– Потому что это мой любимый, и я загадала – если выего выберете, то выйдете замуж за Вику и все у вас будет хорошо. Это судьба!

– Вы продаете эти ковры? – поспешила я сменитьтему.

– Нет, раньше продавала, давно, очень давно, а теперьтолько дарю.

– Почему?

– Это долгая история… а впрочем, Вика там что-тозавозился… Ладно, я вам расскажу, но предупреждаю, история невеселая. Вы незастали того ужаса, даже Вика мало что помнит… А я, я с шестнадцати лет каждуюночь ждала, что за мной придут. И росла с этим страхом – еще бы, сколько людейисчезало, – и замуж вышла, и детей рожала, и все боялась. И они пришли, неза мной, за мужем… Слава Богу, детей не тронули… Но это, так сказать,экспозиция, чтобы вы поняли, в какое время все происходило. В шестнадцать лет япережила и узнала такое, чего врагу не пожелаешь, хотя в этой истории я былатолько сбоку припека, но я знала, и за это меня могли стереть в порошок. Послевойны я жила одна, отец погиб на фронте, мама с Викой были в эвакуации наУрале, Вика болел, и мама не могла везти его в Москву, а я рвалась, не сиделосьмне там, и вот, всеми правдами и неправдами, мне удалось вернуться домой. Мыжили в коммунальной квартире. Вы хоть представляете, что такое большаякоммунальная квартира?

– Да, я до десяти лет жила именно в такой квартире.

– Тогда вам легче будет меня понять. Ну, вернулась я вМоскву, туда-сюда, холодно, голодно, но зато я дома! Народ в коммуналке разный,всякой твари по паре, а в комнате рядом со мной жила старуха корректорша, ОльгаЕвгеньевна, добрая душа, одинокая, затюканная соседями, жизнью. Мы с нею жилидуша в душу. И она же устроила меня работать в газету курьершей. Деньгималенькие, но все же. Комната моя была ближайшей к входной двери. И вот как-тораз слышу – дверь эта среди ночи тихонечко открывается, а я часто тогда поночам от голода просыпалась. Раз услыхала, другой, третий. Потом сталазамечать, что Ольга Евгеньевна по ночам в кухне засиживается. И вот однаждыидем мы с нею на работу, я возьми и спроси, не слыхала ли она, как ночью дверьоткрывается. Смотрю, моя Ольга Евгеньевна бледнеет, за сердце хватается. Япоскорей усадила ее на лавочку – мы как раз по бульвару шли – а она вдругвзмолилась:

«Верочка, детонька, Христом-Богом молю, забудь, ничего ты неслыхала, ничего ты не знаешь, верь мне, ничего плохого я не делаю. Только ты ниодной живой душе про это не говори, а то человека погубить можно».

Я сама в слезы.

«Ольга Евгеньевна, клянусь, никому ни словечка, толькоскажите, что это, а то мне страшно очень по ночам одной!»

«Деточка, если молчать будешь, ничего страшного не случится,обещаю тебе!»

«Да что ж, говорю, это такое, Ольга Евгеньевна, честноеслово, никому не скажу!»

Посмотрела она мне в глаза и говорит:

«Ладно, я знаю, ты девочка из хорошей семьи, родители твоиблагородные люди были, верю, не предашь ты меня! Понимаешь, сестра моя, АннаЕвгеньевна, сослана была из Ленинграда в Сибирь, и совсем ей в той ссылке худопришлось. Но в один прекрасный день она оттуда сбежала и буквально чудом ко мнев Москву пробралась. Сама понимаешь, жить ей открыто в Москве нельзя, да чтотам в Москве, почитай что и вообще нигде жить нельзя!»

«Так она у вас живет?»