Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры - Екатерина Вильмонт

– Ну что же, пора и честь знать! Спасибо, Дашенька, зачай. У вас чудный уютный дом. Похоже, это мамина школа?

– Да! Нам тоже было очень приятно!

Ровно в десять утра мы встретились на углу.

– С добрым утром, моя хорошая! Как тебе спалось?

– Отлично, спала как убитый сурок!

– Это еще что такое?

– Так выражается один мой дружок-художник. Он обожаеттакие фразочки. Например: «Молчит как рыба об лед».

– А что, недурно!

– А как ты спал?

– Неважно, признаться. Меня немного встревожила твоявчерашняя задумчивость. Ты словно проводила какой-то сравнительный анализ, и ябоялся, что результат будет не в мою пользу. Вот и проворочался полночи с бокуна бок.

Кажется, в самой глубине души шевельнулся крохотный червячокжалости. И удивление – каким же он бывает разным, этот Котя. Одно можно сказатьс уверенностью – с ним не соскучишься!

Мы сели в автобус. Народу было мало, и Котя обнял меня. Яприльнула к нему, положила голову ему на плечо. Это было приятно.

– Я очень хочу познакомить тебя с сестрой.

– Расскажи мне про нее, какая она.

– Непредсказуемая! С очень скверным характером, ночрезвычайно добрая. Она прожила тяжелую жизнь, рано лишилась мужа, его арестовали,и он погиб в лагерях, она одна растила двух сыновей, помешана на них, особеннона младшем, Матвее, но не дает ему жить, во все вмешивается, расстроила уже дваего брака. Несчастный парень, да какой там парень, ему уже за сорок. ИзРеховота он сбежал, а сейчас хочет сбежать еще дальше, в Америку. Онпервоклассный настройщик. Странное дело, она готова помочь всем и каждому, нособственного сына просто гробит. Старший, Лазарь, умеет за себя постоять, аМатвей – нет. Я приезжаю к ней уже пятый раз, но ссоримся мы беспрерывно, и онаже первая от этого страдает. Когда она начинает кричать, я просто ухожу, апотом возвращаюсь как ни в чем не бывало. Но это тоже надоедает.

– А они давно уехали?

– Да, очень давно, лет двадцать уже! У нее свой дом,очень славный, деньги есть, она получила кое-какое наследство, Лазарь – врач,прекрасно зарабатывает, помогает матери, Матвей тоже, но жить с ней невозможно.Если ты ей понравишься, она много интересного может рассказать.

– А если не понравлюсь?

– Такого быть не может!

Вера Болеславовна оказалась высокой статной женщиной,назвать ее старухой язык не поворачивался. Красивое лицо с большими чернымиглазами и трагически опущенными уголками рта.

– Вика! Наконец-то! Кто это с тобой?

– Познакомься, Верочка, это Кира, чудесная художница имоя близкая подруга.

– Добро пожаловать, заходите!

Дом, очень симпатичный снаружи, внутри оказался простоочаровательным. Обставлен он был с большим вкусом, а на каменных полах лежалипоразительной красоты ковры.

– Что это? Я никогда ничего подобного не видела! Этоизраильские ковры? Какие красивые!

– Вера сама их делает, у нее собственная технология.

– Но это же произведения искусства!

Я плюхнулась на коленки и принялась разглядывать и щупатьудивительный ковер.

– С ума сойти, тут и нитки, и тряпки, и кожа, и солома!Вера Болеславовна, да вы настоящая искусница, а Котя мне ничего не говорил!

– Котя! А что он вообще может сказать обо мне – что явздорная женщина, никому не даю жить, что у меня кошмарный характер, да?Признайтесь, он это говорил?

– Нет, что вы…

– Да ладно, деточка, я уже не обижаюсь, он во многомправ, мой братец. Кстати, за всю жизнь впервые слышу, чтобы кто-то называл егоКотей, кроме нашей мамы. А вы, прошу вас, зовите меня просто Верой, безотчества.

Котя подошел, помог мне встать.

– Викеша, Кира, хотите кофе?

– Да! – хором ответили мы.

– Как хорошо! Я давно уже никого не поила кофе, но Викаобещал приехать, и я на всякий случай испекла пирог. Если бы вы не приехали, яотдала бы этот пирог соседям. У них куча детей, и они всякому куску рады.

– А может, мы лучше пойдем на кухню? Стоит ли таскатьвсе сюда?

– Сюда? Нет, можно, конечно, и на кухню, у меня там всечисто, но я думала, лучше будет в саду.

– В саду? Конечно, в саду! Только позвольте мне вампомочь!

– Спасибо, деточка, но я и сама еще в силах напоить инакормить своего брата и его даму сердца, а вернее, даже невесту.

– Невесту? С чего вы взяли?

– Думаете, я слепая?

– Нет, Верушка, ты не слепая и все правильно понимаешь,вот только эта женщина не желает выходить за меня замуж!

– И права!

– Это почему же? – заинтересовался Котя.

– Если вспомнить, на ком ты женился… Эта женщина совсемдругая, не чета той швали…

– Вера, я попросил бы!

– Да ладно, ладно, молчу. Вы посидите тут, я всеприготовлю и позову вас!

Мы остались вдвоем, и впервые за все время знакомства междунами возникла какая-то неловкость.

– Кира, я тебя предупреждал… Но ты ей явно понравилась.

– Она мне тоже. Она только чудовищно одинокая. И оченькрасивая. Мне хотелось бы нарисовать ее портрет.

– Видела бы ты ее в молодости! Но странное дело,несмотря на красоту, она не нравилась мужчинам, чего-то ей недоставало или,наоборот, чего-то было слишком много.

Мы замолчали. Вскоре Вера позвала нас.

Мы вышли из дома, и я ахнула – небольшой сад весь в весеннемцвету, но при этом совершенно экзотический, незнакомый, и под каким-то розовымдеревом был накрыт стол, по-подмосковному уютный, с обычной клетчатойскатеркой. Почему-то от этого зрелища запершило в горле.

Мы сидели за столом, пили кофе, и Вера расспрашивала меня оМоскве.

– А разве вы не смотрите наше телевидение? –удивилась я.

– Смотрю, – горестно проговорила она, – но я,деточка, никому не верю. Им не верю. Они всю жизнь что-то мне обещали, а что явидела там, кроме горя!

– Верушка, ты уже двадцать лет живешь здесь, и тебе,по-моему, не так уж плохо.

– Что ты знаешь про мою жизнь! Да, кстати, посмотрипотом розетку на втором этаже в ванной, я что-то боюсь ею пользоваться. Да неспеши, допей кофе!

– Я уже допил! – Похоже, Коте хотелось убратьсяподальше.

– А ты и в электричестве разбираешься? – спросилая.

– Прекрасно. Еще одно очко в мою пользу!