Коронная башня. Роза и шип - Майкл Дж. Салливан

– Ну-ка дай мне кошелек, – шепнула Джоллин и подошла к прилавку.

– Что вам угодно? – спросила лавочница, одарив девушку любезной дежурной улыбкой.

– Сколько стоят вон те одеяла?

– Одно за семь динов, два за сес.

– Я дам вам три сеса за семь одеял.

– За три сеса вы можете приобрести шесть одеял.

– Три сеса и три дина за семь, – прищурилась Джоллин. – Неплохо звучит, правда?

– Три сеса и шесть динов звучит лучше.

– Три и пять.

Женщина кивнула и принесла одеяла. Джоллин вынула золотую монету. Лицо лавочницы выразило крайнее изумление. Когда она отсчитала сдачу, Джоллин вернула Гвен кошелек и передала одеяла остальным девушкам.

– У нее есть такие деньги? – Лавочница указала на Гвен.

– Да, у нее полно денег. Как жаль, что вы вели себя так грубо. Сегодня моя госпожа намерена сделать столько покупок, что не хватит нескольких тележек, чтобы все их погрузить. Но, разумеется, не в вашей лавке. Возможно, это вас кое-чему научит. Моя госпожа очень щедра с теми, кто понимает, что истинная красота внутри, и очень жестока с теми, у кого маленькое, черствое сердце и такие извращенные мозги, что…

– Джоллин! – рявкнула Гвен.

– Ах, как видите, моей госпоже не терпится покинуть вашу лавочку и найти место, где ее примут как полагается.

– Но я… – начала лавочница.

– Стерва? – сладко улыбнувшись, спросила Джоллин. – Кто бы спорил…

Девушка гордо вышла из магазина.

Гвен и остальные последовали за ней, смеясь и похлопывая Джоллин по спине. Затем Джоллин и Эбби отправились на поиски еды, а Мэй и Роза пошли за метлой. Остальные ждали вместе с Гвен под навесом гончарной лавки, наблюдая за прохожими. Первыми вернулись Мэй и Роза. Они так гордились своей покупкой, что по очереди подметали улицу. Гвен подумала, что это, наверное, первая вещь, которую они купили в жизни. Вскоре Джоллин и Эбби принесли сыр и хлеб.

– Это все? – спросила Гвен.

– Не уверена, что мы можем позволить себе что-либо еще, – сказала Джоллин.

– Да сколько же стоит еда? Мне казалось, должно хватить…

– Не в этом дело. Я разговорилась с пекарем, и он сказал, что тебе нужно приобрести королевскую грамоту.

– Что? На еду?

– Нет… чтобы открыть свое дело. Он назвал ее свидетельством о разрешении или как-то так. Без нее свое дело открыть нельзя, иначе тебя арестуют.

– И как ее получить?

– Нужно пойти в приемную городского оценщика на Дворянской площади. Эти грамоты дорогие…

– Сколько?

– Он не знал. Пекарь сказал, что все зависит от рода деятельности. Мне кажется, у нас ничего не получится.

– Зачем же заранее думать о провале? Мы еще ничего не предприняли. Пока что давайте вернемся на постоялый двор, – вздохнула Гвен и добавила с раздражением: – Или существует закон, запрещающий девушкам есть хлеб с сыром в заброшенном крысятнике?

* * *

Когда они вернулись с покупками из Купеческого квартала на Кривую улицу, солнце уже село. Похолодало. Сколь бы ужасно ни выглядело полуразрушенное здание днем, темнота сделала его еще страшнее. В отличие от Купеческого квартала, где лавочники зажигали фонари перед магазинами, Нижний квартал полностью был погружен во тьму. На Кривой улице свет лился только из окон «Гадкой головы» и ложился на улицу растянутыми прямоугольниками. Гвен корила себя за то, что не добавила фонарь в список покупок, но этим можно будет заняться завтра.

Из трактира доносился звон стаканов и приглушенные звуки дудки, на которой играл Диззи. Символом чего была эта мелодия – свободы или изгнания? Трудно сказать… И на улице, и даже в развалинах здания все заглушал вой ветра, стучавшего ставнями и мучившего мертвые листья. Очертания бывшей гостиной едва различались в свете луны, обнажавшем различные дыры и бреши, через которые ветер насвистывал свою мелодию, куда более печальную, чем музыка Диззи.

Эбби и Этта принялись разводить огонь. Они склонились в темноте перед каменным очагом, словно заговорщицы. Гвен понятия не имела, зачем Гру вообще их держал, особенно Этту, которая за год не заработала ни медяка. Обе девушки проводили большую часть времени на кухне. Эбби – из-за своего крепкого, ширококостного телосложения, а теперешняя наружность Этты никак не подходила для их ремесла. Даже Гвен сомневалась, стоило ли брать девушку с собой. Им нужно выжить, а Этта будет камнем на шее. Но оставь Гвен девушку в трактире, это породило бы обиду и со временем привело к большим проблемам. Сейчас главное – сделать так, чтобы все они чем-то занимались.

Чтобы выжить, ей нужно стать крепче, сильнее. Она посмотрела на огни трактира.

После встречи с человеком, вручившим ей золотые монеты, Гвен обнаружила, что способна увидеть чужую жизнь не только в его глазах. С тех пор она изредка проделывала это и с другими, требовалось лишь немного внимания. Ей приоткрывались фрагменты чужих жизней – редко приятные, – и сам процесс тяготил ее. Потом ей часто снились кошмары. Но за два года, проведенные в «Голове», Гвен ни разу не взглянула в глаза Гру. Не потому что боялась увидеть содеянное им зло, а потому что могла понять, почему он его совершил.

Среди развалин оказалось достаточно обломков досок, сухих листьев и веток, и какое-то время, хоть и недолго, в камине горел огонь. Совсем скоро, однако, они едва не задохнулись от дыма, и Гвен впервые обрадовалась, что в гостиной столько дыр.

– Что не так? – спросила откуда-то из темноты Мэй.

– Камин забит, – ответила Этта глухим голосом, как будто она говорила из печной трубы. – Кажется, тут везде гнезда и листья. Нет тяги.

– Что ж, больше не пытайся разжечь огонь, а не то нам придется спать на улице, – сказала Джоллин и демонстративно покашляла, чтобы доказать справедливость своих слов.

Ели девушки в полной темноте.

Гвен рассчитывала на веселый огонь и горячий ужин. Это могло бы хоть ненадолго преобразить постоялый двор, превратить его во что-то знакомое, что-то ободряющее. Вместо этого они, прижавшись друг к другу в поисках тепла в углу гостиной подальше от дыр, молча жевали хлеб с сыром, слушая призрачную песню ветра.

Джоллин повернулась к Гвен и тихо спросила:

– Думаешь, мы можем себе это позволить?

Ей нужно было подтверждение – Гвен слышала это в ее голосе.

– У нас все еще много денег. – Гвен отщипнула от хлеба, который они передавали по кругу.

– Но нужно будет привести дом в порядок. Как мы это сделаем? – спросила из темноты Эбби.

– Давайте сначала узнаем, сколько стоит это разрешение. – Гвен почувствовала, как ей в руки вложили ломоть сыра.

Постепенно дым рассеялся, но запах гари остался. Ветер задул сильнее, и Гвен подумала, уж не предвещает ли это бурю. Воздух был холодным и влажным – видимо, к дождю. Этого только не хватало. Гвен смотрела на небо сквозь дыры в потолке. Девушки теснее прижались друг к другу, кутаясь в тонкие шерстяные одеяла.