Игра или страсть? - Элизабет Торнтон

Эш умеет радоваться жизни. Он никогда не отказывает себе ни в хорошеньких спутницах, нив постельных наслаждениях.

В этом проблема. Брэнду до чертиков наскучили красивые женщины. Они и гроша ломаного не стоят по сравнению с Марион Дейн…

Марион Дейн. Он все еще не мог ее раскусить. Она постоянно меняется. То от нее веет теплом, то холодом. Когда теплом – она очень, очень хороша, когда холодом – просто ужасна. Он с улыбкой повернулся и… наткнулся прямо на кулак мальчика мясника. От удара у Брэнда перехватило дыхание, но не более. Шестнадцатилетний Билли, напротив, взвыл от боли.

– Кажется, у меня сломано запястье, – захныкал он.

– Если ты сию минуту не уберешься с поля, – проворчал Брэнд, – я тебе, к чертовой матери, шею сломаю!

* * *

Погода изменилась так резко и так внезапно, что люди в считанные секунды вымокли до нитки. Хлынул ливень. Одно хорошо – он прекратил драку на поле. Все разбежались в поисках укрытия.

– Скорее! – крикнула Клэрис. – Бежим к каретам! Там гроза нас не достанет.

Не успела Марион раскрыть зонтик, как его одним сильным порывом вырвало у нее из рук и унесло прочь, к счастью, недалеко.

– Бегите, – прокричала она, – я вас догоню!

Она припустила за зонтом, но ветер словно решил поиграть с ней, подпускал к зонту поближе и вновь вырывал у нее свою добычу и уносил еще дальше. В конце концов злая как черт Марион, ругаясь на чем свет стоит, отказалась от попыток поймать зонт. Дождевые капли стекали с полей шляпы в глаза, платье облепило ее, словно липкая паутина, в боку кололо, зубы стучали.

Внезапная вспышка молнии и оглушительный громовой раскат повергли ее чуть ли не в панику. Она резко развернулась и попала прямиком в объятия Брэнда. Его лицо было не менее грозным, чем небо.

– Ищете кого-то, леди Марион?

– Вы не ранены? – выпалила она.

– Разумеется, нет. Мечами, которые мы использовали, не разрезать даже масло.

Говоря это, он втолкнул ее в ближайшую карету. Марион была слишком выдохшаяся и слишком благодарная, чтобы противостоять его не очень деликатному обращению и сердитым взглядам. В карете было сухо, и это главное.

Он вскочил вслед за ней, забрал у нее шляпу и бросил на скамью рядом со своим шлемом, затем укутал ее плечи своим плащом. Плащ был нагрет теплом его тела, но не настолько, чтобы ее зубы перестали стучать.

Карета тронулась, но со скоростью улитки.

– Вот… выпейте, – приказал он, протягивая серебряную фляжку.

– Что это?

– Бренди.

С угрюмым лицом он склонился над ней и поднес фляжку к ее губам. С первым же глотком она поперхнулась, но он держал фляжку до тех пор, пока она не глотнула еще.

– Теперь лучше?

Марион кивнула. По крайней мере она перестала дрожать. Она почувствовала себя неловко, вспомнив их последнюю встречу, и не знала, как себя вести – то ли извиниться, то ли оставить все как есть. Его колючий взгляд свидетельствовал о том, что он не простил ее.

– Полагаю, – сказала она, – мне следует вернуться к моим друзьям.

– Вы не найдете мистера Льюиса. Он ушел, едва начался дождь.

– Кого? – На мгновение она растерялась.

– Вы уже забыли его? Меня это удивляет. Вы же ловили каждое его слово.

Минуту назад она не хотела с ним ссориться, нотеперь так и вскипела от негодования.

– Мистер Льюис, – сказала она, – неисчерпаемый источник знаний. Он рассказывал мне о сражении и о том, что будет дальше.

– Вздор! Вам всего лишь нужно было смотреть на поле. – Сейчас он говорил медленно, словно поучал неразумное дитя. – Для того мы и воссоздаем сражение, чтобы люди могли посмотреть, как все было.

Она фыркнула.

– Вы называете это сражением? Это было не что иное, как уличная потасовка. Вам повезло, что там не было мирового судьи или констебля. Они бы немедленно заковали вас в наручники.

– Мировой судья, – коротко ответил он, – был одним из роялистов, а констебль Хинчли – моим заместителем.

Это дало ей пищу для размышлений.

– И все равно это неправильно, – наконец сказала она. – Все равно это было отвратительной демонстрацией мужской агрессии.

Он сложил руки на груди.

– Что же на самом деле происходит, Марион? Вы дуетесь потому, что лишились вашего кавалера?

Она рассвирепела:

– Кто бы говорил! Вы меняли спутниц как перчатки. Не успеешь отвернуться – на вашей руке уже виснет другая красотка. Вы не слишком разборчивы, верно? Блондинки, рыжие – вам все равно.

Его губы начали подергиваться.

– Не забудьте про брюнеток.

– Конечно! Три брюнетки. Он приложил руку к сердцу.

– Марион, вы обезоружили меня. Я не знал, что вам небезразлично.

Насмешливо фыркнув, она потянулась к дверной ручке. Он схватил ее за запястье, не давая сбежать. Он все еще улыбался, но не злорадствовал. Она перестала вырываться.

– У тех леди, которые были со мной, – сказал он, – есть мужья и отцы, пользующиеся влиянием. Их голоса чрезвычайно важны. Для чего, по-вашему, всю последнюю неделю я навещал избирателей? Чтобы убедить их проголосовать за кандидата, который будет выдвинут от моей партии. Это тяжелая работа. Я никого не обманываю. Я с самого начала даю понять, что меня интересуют голоса избирателей.

– И только мужчины могут голосовать.

– Совершенно верно.

– У миссис Чандос нет ни мужа, ни отца, – указала она на слабое место в его логике.

– А, – он потер переносицу, – это барракуда. Вы, вероятно, заметили, что мой хороший друг Томми Раддл вовремя появился и спас меня от ее свирепых челюстей?

Она вспомнила говорливого джентльмена, который действовал напролом.

– Так это был ваш друг?

– Конечно, ведь он согласился оказать мне услугу. Непросто избавиться от барракуды. Людоеды ненасытны.

– Тогда вам не о чем беспокоиться. Мистер Льюис спас вашего друга от барракуды.

– В таком случае я постараюсь думать о нем лучше. На секунду в карете повисло молчание.

– Марион, – продолжил Брэнд, – правильно ли я расслышал? Там, на поле, вы болели за «круглоголовых»?

– Нет.

Его лицо стало суровым.

– Значит, ошибся. Извините, что спросил.

– Я болела за вас. Их глаза встретились.

Напряжение в горле сделало ее голос хриплым.

– Брэнд, я должна извиниться. Я позволила вам думать, что считаю вас ниже себя, что я слишком хороша для вас. Простите. Это неправда. Я совсем так не думаю.