Корниловец - Валерий Большаков

— Ты не думай плохо, — ворковала Полынова, — просто Владик сделал мне предложение — ещё до тебя!

— Если Владик — жених, — криво усмехнулся Авинов, — то кто я?

— Я тебя люблю! — прошептала девушка и громко окликнула Антонова-Овсеенко: — Владик, революционный привет!

«Штык», углядев парочку, окрысился, но партийная дисциплина пересилила старорежимные страсти-мордасти. Да и штурмующие стали разбредаться.

— Мать честная! — ошарашенно шептали красногвардейцы, оглядывая и стены, и полы, и потолки. — Красота-то какая! А тут чего? Ванная! Что же это, братцы? Будто и революции не было? Ах вы, сволочи временные, вот вы тут чем за спиной нашей тешились?! Круши, ребята, бей царскую нечисть!

Сапоги вышибали двери, чей-то штык вспорол живот рисованной томной Венере, с хрустальным звоном раскололась драгоценная ваза.

— Спокойствие, товарищи, спокойствие! — раскинув руки на манер пугала, привставая на цыпочки, кричал «шляпчонка»-Антонов. Да куда там…

Вдоль стен штабелями выстроились ящики с подготовленными к эвакуации от немцев ценностями. Красногвардейцы наперегонки с солдатами и матросами вскрывали их штыками, набивали карманы, делили «по-честному».

— Товарищи! — диким голосом завопила «шляпчонка». — Товарищи! Да здравствует пролетариат и его ревком! Власть капиталистическая, власть буржуазная у ваших ног, товарищи, у ног пролетариата. И теперь, товарищи пролетарии, вы обязаны проявить всю стойкость революционной дисциплины пролетариата Красного Петрограда, чтобы этим показать пример пролетариям всех стран. Я требую, товарищи, полного спокойствия и повиновения товарищам из операционного комитета Ревсовета!

А в следующем зале, у порога выстроились юнкера с винтовками на изготовку. Юнцы будто окаменели — красногвардейцы с трудом вырывали оружие из их рук.

— Здесь Временное правительство? — воинственно спросил Антонов, поигрывая «наганом».

— Здесь, здесь, — заюлил юнкер с краю и прошептал угодливо, искательно: — Я ваш!

И вот, через коридор, за дверью небольшой угловой комнаты — они, «временные». Картинно расселись за столом, покорно ждут своей участи.

— Именем Военно-революционного комитета, — загремел Антонов, потрясая револьвером, — объявляю вас арестованными!

— Чего там! — зашумели красногвардейцы. — Кончить их! Бей!

— К порядку! — прикрикнул строго комиссар Чудновский.

— А Керенский?! — завопил кто-то в задних рядах.

— Сбёг, паскуда!

Тут Полынова дёрнула Кирилла за рукав, да и потащила к выходу, обратно в полутёмный лабиринт колоссального дворца.

— Да-аша-а! — долетело отчаянное эхо, но девушка даже не оглянулась.

Они шли долго, часто отражаясь в зеркалах. Бликами отливали мраморные колонны, взблескивала позолота, смутными пятнами гляделись лица с бесценных полотен. Даша открыла дверь наугад и попала в царскую опочивальню. А может, и не в царскую. Какая разница? Главное, что здесь имелось огромное, роскошное ложе под балдахином на витых колонках, застеленное пыльным покрывалом. Ничего удивительного, последний раз его перестилали в феврале…

Напевая, Даша решительно сдёрнула покрывало. Высокое окно впускало в опочивальню лунный свет — девушка закружилась в бледном сиянии, совершая дурашливые па и разбрасывая одежду.

Кирилл прошлёпал к ней босиком и обнял, вмял ладони в упругие груди, поцеловал в шею, прошептал:

— Ты нарочно выбираешь для свиданий самые неожиданные места?

— Наверное, у меня порочная натура, — вздохнула Даша. — Люби меня!..

…Около полуночи они угомонились. Во дворце стыла тишина, лишь изредка нарушаемая отголосками неясных шумов — то ли голосов, то ли шагов. Неторопливо облачаясь, Кирилл поглядывал на возлюбленную и чувствовал, как у него портится настроение. Но нельзя же не сказать!

— Даша… — начал Авинов.

— Что, о мой повелитель? — промурлыкала Полынова. — Что, о цвет моей души?

— Я должен уехать.

— Да? — огорчилась Даша. — А куда?

— На Дон.

— Зачем? — всё ещё не понимала девушка, натягивая гимназическое платье.

Кирилл похолодел. Ах, как же не хочется всё рушить!

— Большевики загубят Россию, Даша, — проговорил он деревянным языком. — Я знаю это, знаю точно. Пока не поздно, их надо остановить…

— И ты… — сказала девушка потрясённо. — Нет!

Без сил опустившись на ложе, Даша понурилась.

— Предатель… — прошептала она в глубочайшем изумлении и вдруг закричала высоко и тонко: — Ненавижу! Ненавижу тебя!

Сорвавшись с места, товарищ Полынова выскочила из опочивальни и во весь голос подала весть своим:

— Товарищи! Сюда! Скорее! Здесь враг! Сюда!

По анфиладе залов загуляло эхо торопливых бух-бух-бух сапогами, откликнулись голоса, замелькал свет.

— Вла-адик! — надрывалась Даша. — Сюда!

Кирилл бросился бежать. Повернул влево, повернул вправо. «Сто-ой! — догнал его угрожающий крик. — Стрелять буду!»

Авинов кинулся по лестнице вниз, заметался, путаясь в переходах, и выскочил в двери «Собственного Его Императорского Величества гаража». Внутри стояли десятки автомобилей — «Роллс-Ройсов», «Пежо», «Рено».

Кирилл обежал высокий — выше его ростом — здоровенный «Делоне-Бельвилль» с цилиндрическим капотом, с круглым радиатором. Это была мощная машина с громадным шестицилиндровым мотором в тридцать лошадиных сил.

Авинов подскочил к воротам гаража, откинул засовы и распахнул тяжёлые створки. Бегом вернувшись, он запалил оба ацетиленовых прожектора перед капотом, упал на сиденье водителя и завёл мотор. Зашипел сжатый воздух, раскручивая длинный коленвал, и вот «Делоне-Бельвилль» взревел глухо, задрожал, будто предвкушая дальнюю дорогу.

— А ну стой! — гаркнули от дверей.

— Руки вверх! — заорала тёмная фигура, появляясь в воротах.

Кирилл сжал зубы и дал газу. Шаркнув шинами, «Делоне-Бельвилль» вынесся из дворцового гаража. В ярком свете прожекторов мелькнула усатая, очкастая рожа, полускрытая полями старой шляпчонки.

Прогремели выстрелы. Авинов пригнулся, выворачивая руль, и понёсся прочь из города.

Жёлтый свет фар качался впереди, протягивая тени, выхватывая стены, заборы, афишные тумбы, случайных прохожих, застывавших соляными столбами.

Погано было Кириллу. Вернётся ли он хоть когда-нибудь в Петроград? Бог весть. Но Дашу он точно больше не увидит. Никогда. Ни-ког-да.

Пожирая по тридцать вёрст в час, «Делоне-Бельвилль» мчался в ночь. В Быхов. В неизвестность.

По дороге Авинов заправился в Пскове — пьяненькие солдаты с аэродрома продали ему целую бочку бензина вместе с тарой. Однако «Делоне-Бельвилль» был настоящим чудовищем — цилиндры под его капотом походили на ведёрные самовары, выставленные в рядок, — и топлива он сжирал немерено. Когда до Быхова оставалось буквально два километра, горючее кончилось, и Кирилл доехал на сжатом воздухе[44]— запасу его в баллонах хватило до самой тюрьмы.