Боги нефрита и тени - Сильвия Морено-Гарсиа

Выбор еды был огромен, однако девушка остановилась на хлебных роллах, джеме и горячем кофе.

Сидя с кофе у открытого окна, они обсуждали расписание дня. Хун-Каме хотел сходить в ювелирный, что Кассиопее показалось странным.

– Зачем тебе туда? – спросила она.

– Хочу купить ожерелье, наверное. Если вечером мы собираемся к Штабай, лучше идти не с пустыми руками.

– Да? Мне казалось, боги не делают подношений.

– Это не подношение, а жест доброй воли. К тому же, не я буду его передавать, а ты.

Кассиопея ткнула в его сторону ножом для масла.

– Считаешь меня своей служанкой?

– Союзником, – ответил он и – о чудо! – улыбнулся.

Но девушка проигнорировала его улыбку. Отделила мякиш от твердой корочки и отправила в рот (в Уукумиле ей бы такого никогда не позволили).

– Разве ты не можешь из простых уличных камней сотворить украшение? – спросила она.

– Не могу.

– Но я же видела, как ты превращаешь камни в монеты.

– Это просто иллюзия.

– То есть она исчезнет со временем? Как и деньги?

– Иллюзии всегда исчезают.

– О… – Она подумала, что было бы неплохо, если эта иллюзия продержится до их отъезда из Мехико.

На стойке они разузнали о ювелирных магазинах. Подходящие магазины располагались по всей улице Мадеро – упрямые горожане все еще звали ее «Платерос», не желая принимать имя, данное в честь убитого в 1913 году президента Франсиско Игнасио Мадеро, – но консьерж сделал упор на «Ла Эсмеральда», сохранившемся со времен Порфириата. Магазин ограбили в 1914 году солдаты Венустиано Карранса, который на тот момент еще не был президентом, но это было очень давно. Семь лет назад магазин обновили, и он стал еще роскошнее, рекламировал себя как место «арт-объектов и часов» и продавал безумно дорогие побрякушки.

Здание было помпезное и с архитектурной точки зрения представляло собой смесь различных стилей: немножко рококо, немножко неоклассики – вульгарно, но вполне терпимо. Раньше на этом месте стояло трехэтажное здание поскромнее, из красного тецонтла[21], лучше всего приспособленного под землю Мехико. Над вывеской магазина висели огромные часы, а внутри все было из мрамора и темного дерева.

Пока Хун-Каме сосредоточился на ожерельях, Кассиопея рассматривала тяжелый серебряный браслет с черными эмалевыми треугольниками в стиле ацтеков – такие теперь были в моде.

– Вам стоит примерить, – сказала продавщица, видя ее интерес.

– Не могу, – ответила Кассиопея.

– Уверена, ваш муж посчитает его красивым.

– Он мне не муж, – ответила девушка.

Продавщица как-то странно посмотрела на нее, и Кассиопея смущенно подергала локон. Ей надо бы побывать у парикмахера, раз так плохо сама поработала ножницами. Теперь она похожа на девицу из современных, а продавщица, скорее всего, посчитала ее девушкой легкого поведения. Еще эта юбка, показывающая ноги. Как стыдно!

– Если хочешь, взгляни на него поближе, – сказал Хун-Каме, появившись рядом.

– Он дорогой.

– Я уже купил ожерелье, и браслет совсем не проблема.

Девушка примерила украшение.

– Нравится?

Она нерешительно кивнула.

– Если я стану носить его в Уукумиле, все скажут, что он слишком броский, и священник начнет меня упрекать…

– Ты не в Уукумиле.

Кассиопея улыбнулась ему, и продавщица еще раз с любопытством взглянула на нее. Вероятно, решала вопрос, в каких она отношениях с богатым покупателем.

– Спасибо, – поблагодарила Кассиопея, когда они покинули магазин. – У меня никогда не было ничего ценного и такого красивого.

Посреди улицы полицейский управлял потоком машин, которых было довольно много. Кассиопея, стоя у светофора, со страхом поглядывала и на автомобили, и на пешеходов, некоторые из которых смело перебегали на другую сторону, торопясь по своим делам. Она была рада, что рядом с ней Хун-Каме. Все больше и больше она считала его своим другом. Дело не в подарке, конечно, а в ежедневных разговорах, которые они вели. У Кассиопеи было мало друзей, а если честно, совсем не было. Кузины ее игнорировали. В детстве она могла играть с детьми служанок, но дедушка сказал, что она не должна общаться с «отребьем». Единственным близким человеком была ее мать. Так что было странно – и очень приятно, – что кто-то находился рядом с ней. Теперь это путешествие радовало ее.

– Спасибо, – повторила она и погладила браслет. – Знаешь, я не понимаю, зачем ты вообще это сделал.

Она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ. Кассиопея стала замечать, что такое с ним происходит все чаще и чаще. И улыбки бога были не простым мимическим движением, а искренними. Он-то знал, в чем тут дело: в его кровь проникало все больше человеческого из-за связи с Кассиопеей. Кусок кости, застрявшей в ней, играл свою роль, но ему также нравилось общение с ней. Эта девушка была очень необычной.

Улыбка Хун-Каме стала еще шире, легкомысленнее. Но, опомнившись, бог посуровел. Девушка, однако, этого не заметила – она вертела головой, читая вывески.

– Мне нужна парикмахерская, – сказала Кассиопея, как только они пересекли улицу.

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

– Сама справлюсь, – фыркнула она.

– Тогда увидимся в отеле.

Хун-Каме передал ей несколько купюр. Девушка недоверчиво взглянула на деньги.

– Они не превратятся в дым, как только ты отойдешь?

– Не волнуйся. Лоре дал мне настоящие деньги. Но ему придется прислать побольше, если мы и впредь собираемся расплачиваться этими бумажками, а не простыми камнями. Вот морока! Будь я в Шибальбе, я бы просто приказал своим слугам принести драгоценные камни. В моих кладовых есть по-настоящему красивые вещи, например, ожерелье из серебряных мотыльков и чернильно-черные жемчуга – ты таких никогда не видела.

– Нет, спасибо. Этот браслет тоже очень красивый, – засмеялась она.

Сначала Кассиопея отправилась искать почту. Она собиралась отправить маме письмо с объяснениями, но передумала. Письмо доставит слишком много проблем: она не знала, с чего начать и чем закончить. Поэтому решила ограничиться открыткой. Коротко написала, что находится в Мехико и все хорошо, адрес пришлет попозже. Кто рядом с ней, писать не стала. Наверняка в городе все считают, будто она сбежала с любовником, и тут не переубедишь. Не могла же она написать «я сейчас с богом» – мама неправильно поймет.

После почты Кассиопея зашла в парикмахерскую. Женщина-парикмахерша сразу спросила, пробовала ли она самостоятельно коротко подстричь волосы.