Баллада о Максе и Амели - Давид Сафир

Я заставила себя подавить свое самолюбие:

– Пожалуйста, расскажи мне это.

– Еще немного вежливее.

Глаза кошки засветились от еле сдерживаемой радости.

– Пожалуйста, прошу тебя… – пролепетала я.

Поскольку я старалась ради Макса, а не ради самой себя, у меня это получилось очень даже легко.

Кошка показала мне взглядом, что она хочет, чтобы я попросила ее еще более смиренно. Я поэтому легла на землю и вытянула вперед передние лапы. Эта тварь вполне могла бы сейчас спрыгнуть на меня со своего балкона, царапнуть мне спину и затем удрать обратно на балкон еще до того, как я успела бы попытаться себя защитить. Однако опасность быть исцарапанной меня не пугала. Свое самолюбие я тоже могла сейчас проигнорировать. Важно было только то, что может сказать мне эта кошка.

– Пожалуйста, – сказала я без каких-либо признаков гнева в голосе.

Кошка не стала больше испытывать мое терпение.

– Ты попусту тратишь свое время, потому что все собаки скоро умрут.

– Все? – не поняла я.

Максу, понятно, угрожала серьезная опасность. Другим псам, угодившим к ловцам собак, – тоже. Серьезная опасность будет угрожать и мне, если я отправлюсь по их следам. Но все собаки? Собаки на всем белом свете?

– Мы, кошки, станем господствовать во всем мире, – заявила жирная тварь.

Она говорила ничуть не взволнованным, а скорее деловитым тоном. Как будто речь шла о каком-то факте. Факте, подобном тому, что над нами находится небо и что шерсть от дождя становится мокрой.

– Станете господствовать?

– По всему миру кошки готовятся к этому. Так распорядилась Кассиопея.

– Кассиопея? А кто такая Кассиопея?

– Наша предводительница. Наша героиня. Мы прислушиваемся к тому, что она говорит. Она путешествует по всему миру, чтобы подготовить нас к нашему господству.

По всему миру. Я раньше думала, что мир простирается от горы, ненавидящей саму себя, до города и нашей мусорной свалки. Однако вчера я узнала, что мир вообще-то намного больше. Узнала потому, что очень много увидела. И потому, что назойливая птица спрашивала о каком-то месте под названием Франция, о котором не знал даже Макс. Но – самое главное – потому, что мне приснился тот странный сон. О пустыне. И потому что Макс рассказал мне о заснеженном лесе и о бескрайнем водоеме, называемом морем. Мир, получается, был очень большим. Насколько большим – этого я, возможно, никогда и не узнаю.

– А как вы сможете господствовать? Мы, собаки, крупнее вас. А люди – еще крупнее.

– Кассиопея говорит, что каждая кошка станет сильнее, когда на нее попадет Золотой Свет.

– Какой еще Золотой Свет?

– Он появится, – продолжала рассказывать эта тварь, не отвечая на мой вопрос, – и тогда наша жизнь станет раем.

Ее глаза загорелись радостью. И хотя я еще не видела ни одной кошки, которая была бы счастлива, я поняла одно: в ее глазах было не то счастье, которое чувствуешь, когда удается найти что-нибудь поесть или когда тебя окружает ночью тепло собак твоей своры. Нет, это было яркое, лихорадочное счастье ненависти.

– А где она находится, эта Кассиопея? – спросила я.

– В этом мире. Она несет известие о грядущих событиях.

– Когда она принесла это известие тебе?

– Мне? Никогда.

– Ты ее никогда не встречала? Тогда откуда же тебе все это известно?

– Мне известно это еще с моего раннего детства. Я узнала все это от своей матери. А она – от своей матери. А та – от своей.

– Но тогда…

– Да, именно так! Кассиопея – бессмертна!

Я встала. Мне больше не было необходимости слушать эту кошку.

– Куда ты уходишь? – спросила она. – Ты что, не хочешь услышать все пророчество?

Что я хотела – так это вышибить лихорадочное счастье ненависти из ее глаз и показать этой кошке, как глупо верить этой самой Кассиопее. Мне хотелось сделать это, пусть даже придется потерять немного того драгоценного времени, которое следует тратить на поиски Макса. Того времени, на которое я могу опоздать.

– Если Кассиопея и в самом деле существует и если она бессмертна, тогда почему кошки так до сих пор так и не начали господствовать?

– Скоро начнут.

– И тебе известно об этом с твоего раннего детства?

– Да!

– А твоей матери – с ее раннего детства?

– Да!

– И ее матери тоже?

– Да, и ее матери тоже!

– И все они умерли, так и не дождавшись исполнения пророчества Кассиопеи о господстве кошек?

Кошка замерла.

– Ну, тогда и ты тоже умрешь, не дождавшись его исполнения.

Свет в глазах кошки погас. Мне уже больше не нужно было доказывать ей, что она стала жертвой нелепых россказней.

Я снова настроилась на запах ловцов собак и пошла прочь. Кошка крикнула мне вслед:

– Мы все увидим Золотой Свет!

На другом конце улочки слабый запах Макса и тех людей полностью исчез. Вместо него я почувствовала слабый зловонный запах автомобиля. В этот автомобиль люди, по-видимому, зашвырнули Макса и куда-то увезли.

У каждого автомобиля – свой собственный запах. Точно так же, как и у каждой собаки. И у каждой кошки. И у каждого человека. Я пробежала по этой улице, затем – по улице побольше, затем – по улице поменьше и наконец оказалась на огромной улице, на которой было много автомобилей. Этот город оказался больше, чем я предполагала. Ноги у меня болели, но я не делала остановок – даже чтобы утолить жажду. Я и так уже потеряла немало драгоценного времени с той кошкой, и могло случиться так, что как раз из-за этой задержки я приду слишком поздно.

Когда эта огромная улица пересеклась с еще более огромной, запах ловцов собак стал особенно сильным. Он привел меня к серой стене и закрытым черным воротам. Перед этими воротами в воздухе чувствовался запах страха Макса. Он смешивался с запахами страха других собак, доносившимися до меня из-за стены. Мне едва не стало дурно от этого облака страха.

На дрожащих ногах я обошла вокруг стены, пытаясь найти какой-нибудь другой вход. При этом я обнаруживала то одно, то другое маленькое отверстие между камнями стены, через которое, наверное, могла бы прошмыгнуть птица, но мне так и не удалось найти отверстие, сквозь которое пролезла бы я. В конце концов я оказалась перед теми же самыми черными воротами и, улегшись в нескольких метрах от них, стала настороженно ждать. Однако едва мой живот коснулся теплого камня, как с той стороны стены на меня повеяло кое-чем еще. Это был пепел. Мелкий серый пепел.

Его было немного. Всего лишь мелкие хлопья. Они вызвали у меня в носу зуд. Мне пришлось чихнуть. Я опять чихнула, и опять. Как будто мой инстинкт изо всех сил пытался не допустить, чтобы я вдыхала этот пепел. Я не знала почему, но этот пепел нагонял на меня больший страх, чем что-либо другое из всего, с чем я до сих пор сталкивалась в этом новом мире.