Последняя из Стэнфилдов - Марк Леви

– Дело в том, что все члены нашей семейки – самозванцы. У Стэнфилдов кругом только ложь и притворство. Клан возглавляет мамаша, папаша – подкаблучник.

– Ты перегибаешь палку, Салли, твой отец – герой войны.

– Не припомню, чтобы я тебе об этом рассказывала.

– Ты – нет, но слухами земля полнится.

– От кого именно ты об этом слышала?

– Как-то вылетело из головы… Ладно, – вздохнула Мэй, – раз у нас с тобой нет секретов, скажу: я собирала информацию. Не злись, это профессиональная деформация, а еще – свидетельство интереса к тебе. В общем, я не услышала о твоей родне ничего плохого, тем более об отце, его успех – предмет восхищения.

– Он не тот, за кого ты его принимаешь. Успех обеспечила моя мать, и какой ценой! Сам он ни при чем.

– Ты о чем, собственно?

– Мы с тобой не настолько близкие подруги, чтобы я поведала тебе все тайны, – отрезала Салли-Энн.

Мэй приподнялась, села в ванне, взяла руку Салли-Энн и, положив себе на грудь, поцеловала:

– Не такие уж близкие подруги? Может, все-таки поделишься своими секретами?

Салли-Энн шутливо оттолкнула ее:

– Брат и сестра за один вечер – дурной вкус. Собралась с ним в театр – вот и иди.

Она вышла из ванной, схватила куртку и спустилась вниз.

* * *

Салли-Энн не ошиблась.

Вечер получился восхитительный, какой-то колдовской. Спектакль превосходный, выше всяких похвал, пьеса потрясающая, актерская игра на высоте. Они играли вовсе не водевиль про супружеские измены, заставляя зрителей видеть за сюжетом серьезный подтекст. Мэй казалось, что актеры проникают в ее собственную душу: нельзя было не заметить аналогий между происходившим на сцене и ее беспутной жизнью последних месяцев. Только кто, она или Салли-Энн, исполнял в их адском трио с Китом роль обманутой женщины?

От этих мыслей Мэй охватило желание хотя бы немного пожить нормальной жизнью, провести хотя бы один вечер в обществе человека, занимающего ее приятной беседой, не бранящегося, в элегантном костюме, не имеющего ничего общего с вульгарностью тех людей, с которыми она обычно общалась. Например, вместо того чтобы стрельнуть у нее сигарету, как было принято в их компании, кавалер сам ее угостил. Как ни глупо, ей даже понравилась его красивая зажигалка. Понравился жест, которым он поднес ей огонь, понравилось, что он спросил, где она предпочитает поужинать, вместо того чтобы навязать свой выбор. Как ни странно, она выбрала кафе «Сейлорс» – это место любила Салли-Энн.

Пол, столы и стулья из неструганого дерева, официанты в фартуках с изображением устриц – все здесь было совсем не так, как в тех ресторанах, которые обычно посещал Эдвард. Тем не менее он старался не портить настроение своей даме. Правда, проявил некоторую манерность: прежде чем есть устриц, ковырял их вилкой.

Взяв одну полную раковину, Мэй поднесла ее к его губам.

– Просто втяните! – с улыбкой скомандовала она. – Увидите, как здорово ощутить естественный морской вкус.

– Согласен, так гораздо лучше, – согласился Эдвард.

– Запейте белым вином, получится непревзойденное сочетание вкусов и ароматов.

– Как вы раскопали это местечко? – поинтересовался Эдвард.

– Я тут неподалеку живу.

– Вот, значит, как вы проводите вечера! Можно позавидовать.

– Как такой человек, как вы, может завидовать такой, как я?

– Завидная жизнь! – Он обвел взглядом зал. – Свобода, простота, радость…

– Вы что же, коротаете вечера в домах для престарелых?

– Можете смеяться, но вы недалеки от истины. В ресторанах, где ужинаю я, тоска смертная, их завсегдатаи – сама чопорность.

– Как вы?

Эдвард внимательно на нее посмотрел.

– Да, как я, – спокойно ответил он. – Можно задать вам один вопрос?

– Начинайте, там видно будет.

– Хотите помочь мне стать другим?

Пришла очередь Мэй внимательно на него посмотреть. Он застал ее своим вопросом врасплох. Сначала в ее взгляде было недоумение, потом она расхохоталась:

– Вы издеваетесь надо мной!

– Я смешон?

– Салли-Энн меня предупреждала, но вы еще опаснее, чем я думала.

– У моей сестры довольно резкие суждения. Сейчас я вам кое в чем признаюсь, только, чур, ничего ей не говорите. Обещаете?

– Я бы плюнула на пол в подтверждение клятвы, но боюсь вас смутить.

– В том, что мы с ней так плохо ладим, виноват только я. Я не только восхищаюсь ею, меня гложет зависть. Она гораздо храбрее меня, она сумела вырваться на свободу.

– У Салли-Энн куча достоинств.

– А у меня – недостатков.

– Вы то и дело произносите в разных видах слово «я».

– Это тоже входит в число недостатков. Теперь вы понимаете, насколько нужны мне?

– Чем я могу помочь человеку, напустившему на себя такой несчастный вид?

– Я не могу быть несчастным, потому что не имею представления о том, что такое счастье.

Такое сильнодействующее признание не изобрел бы даже самый изощренный соблазнитель. Дремавшая в Мэй сестра милосердия лишилась последней воли к сопротивлению. Она повела Эдварда гулять на набережную. На дальнем краю мола они стали целоваться.

Нет, Салли-Энн не ошиблась, предостерегая Мэй: «Все члены нашей семейки – самозванцы. У Стэнфилдов кругом только ложь и притворство».

Март 1944 г., аэродром Хоукиндж, графство Кент

В небе мерцали звезды. Видимость той ночью была средняя, ориентиры на земле были видны еле-еле, в слабом мерцании молодой луны черный фюзеляж «Лайсендера», когда он будет пролетать над вражескими позициями, должен остаться незамеченным. Роберт Стэнфилд, сидевший на заднем сиденье, проверил крепления своего парашюта. Звездообразный мотор зачихал, винт закрутился, постепенно его ворчание стало ровным. Механик убрал колодки из-под шасси, и самолет, дрожа, пополз к грунтовой взлетной полосе.

База Королевских ВВС в восьми милях западнее Дувра использовалась при эвакуации солдат после разгрома под Дюнкерком в 1940 году. После перевода 91-й эскадрильи в Уэстгемпнетт база превратилась в пункт заправки для самолетов, выполнявших задания во французском небе.

Специальный агент Стэнфилд сошел на английский берег два месяца назад, переправившись с риском для жизни через Атлантику. В океане рыскали немецкие подводные лодки – стальные акулы, готовые торпедировать добычу, попавшую в зону видимости перископов.

Со дня прибытия в туманный Альбион Роберт неустанно упражнялся во французском. Кроме того, за эти два месяца он должен был четко усвоить все подробности задания, изучить топографию и географию зоны, куда его забросят, запомнить названия деревень и ключевые фразы, которые послужат ему паролем, имена и адреса надежных людей, а также тех, кого лучше опасаться. Начальство постоянно проверяло степень его готовности.