Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной - Ольга Арефьева

Серапиона и ягненок

Через двадцать лет старушка, в юности несостоявшаяся невеста Преподобного, ныне старая дева, потерявшая все зубы и частично зрение, вспомнила о чем-то смутном. Она надела лучший платочек, сослепу не видя на нем большого паленого пятна от утюга, пошла на заросший бурьяном пустырь и отыскала неподъемную выдолбленную колоду тесаного дуба, которая всё еще лежала на старом месте с тех пор, как служила символическим гробом монаху Тимьяну. Вдруг из кустов выскочил маленький ягненок, наверное, лишь нескольких дней от роду, с зеленым листом во рту.

На подгибающихся ножках он подбежал к колоде и, несколько раз сорвавшись слабенькими копытцами, всё же забрался в нее, улегся внутри и умер. Серапиона перекрестилась от удивления не той рукой и уставилась на ягненочка, чувствуя, будто что-то не так с глазами. Мир становился всё более отчетливым. Старческая слепота слетала с ее зрачков, как грязь с отмываемой иконы. Она прозрела — и это было первое чудо, свершившееся у гроба Преподобного Тимьяна. Вторым стало то, что у нее распухли и зачесались десны, а через неделю из них начали вылезать новенькие, как из магазина, белые зубы.

За ягненочком явился матерящийся и пьяный Нил, его хозяин. Он плюнул на гроб и забрал трупик на корм своим псам. Интересно, что псы отказались есть ягненка, пришлось закопать его на том самом пустыре, около гроба. А сам Нил с того дня прекратил пить и ругаться совсем, будто ему подменили душу.

Весть о случившемся быстро разнеслась по селу, а потом и в городе. Возле гроба начали собираться толпы страждущих и нуждающихся. Исцелялись и получали помощь далеко не все, а лишь те, кто считал слова в своих просьбах, молился по счету и еще немного про запас. Особенно молитвы у гроба помогали тем, кто был одинок — бывало, прямо там бедолаги знакомились со своей второй половиной, находили товарищей или вступали в рабочие артели. Даже повелась такая девичья традиция: искать женихов «возле-около Тимьяна». Пустырь паломники вытоптали и усыпали мусором, который убирала лишь благочестивая Серапиона. Вскоре, поняв выгодность дела, коммерсанты обставили место лавочками и навесами для недорогого отдыха, там появился трактир и постоялый двор, туалет и церковная лавка. Паломников стали возить группами — с экскурсиями, включающими проповедь, обед в трактире и организованное посещение гроба. Вскоре заложили часовенку в честь Рождества Богородицы — сначала деревянную, через несколько лет и каменную. Гроб обнесли красивым заборчиком и обсадили цветами. Словом, пустырь закипел жизнью, а Серапиона, уже удивляющаяся своему долголетию, жила при часовне и свечках, всё рассказывая зевакам удивительные подробности о Тимьяне и ягненке. Новые владельцы пустыря подкармливали ее остатками паломнических обедов, не забывая требовать, чтобы она мыла пол в часовне и кухне. Позже с ее слов было записано житие Тимьяна, полное необычайных чудес. После смерти Серапионы, а также всех, кто лично знал участников этой истории, святого Тимьяна канонизировали.

Морковь

Аврора стала знаменита, а Сила ушел из сторожей, жил у нее и нигде не работал. Он занимался хозяйством, гулял с Барбацуцей, ходил на рынок и готовил еду, мысленно советуясь о рецептах с матерью. Жену он больше всего любил, когда она просыпалась утром растрепанная и помятая. Но она не давала ему полюбоваться на это зрелище, вскакивала и пряталась в ванную, где наносила на себя слой косметики, надевала чулки и каблуки, завивала волосы, делала голос фальшивым, а походку выморочной. После этого она представала пред ним, но ему уже ничего не хотелось.

Так их любовь начала превращаться в морковь.

Завтрак нелюбимых

У любви тоже бывает двусторонняя пневмония. Двусторонняя — это значит орел и решка, а в остальном любовь — вещь абсолютно несимметричная. Она встречается всюду и расшатывает реальность. Ее войны совершеннее миров. Все законы отменяются, когда правит любовь.

Их души поссорились, но тела любили друг друга. За завтраком они молчали друг напротив друга. Молчание их было одновременно неподвижным и быстрым, как будто сидело в мчащейся машине.

Она молчала в несколько раз быстрее него, поэтому ей скоро пришлось сменить направление молчания, чтобы встретиться с ним на обратном пути. Они даже молчали не вместе, в этом мире взаимной аритмии. У них больше не получалось вместе ходить — они никак не попадали в ногу — и уж тем более заниматься сексом.

— Сделай вид, что ты меня внимательно слушаешь, — Аврора стояла спиной к нему и смотрела в окно.

— Давай, уже начал, — он не отрывался от тарелки супа, параллельно читая свой длинный список грехов.

— Сегодня я мысленно занималась любовью с тобой.

— Ну и как я тебе?

— Ничего, ласковый. Не то, что в жизни.

— А что ты думаешь первое, когда просыпаешься утром?

— Здравствуй, Прекрасный Боже!

— А я: «ну вот, опять!»

— Уйди от меня, не мешай мне мечтать о тебе, да?

Он, так и не отрывая взгляда от списка, перевернул вверх дном опустевшую тарелку и поставил на нее вертикально ложку. Ложка легко завибрировала и начала гнуться по спирали.

— И вообще, хватит мне портить посуду! — бесцветным голосом произнесла Аврора, выхватила из-под ложки тарелку и грохнула об стену.

Сила со вздохом оторвался от списка, посмотрел на осколки, которые в ответ зашевелились и сползлись обратно в целое. После этого рукой выпрямил ложку, и мягко сказал:

— Ну чего тебе от меня надо?

— Ненавижу тебя. Поцелуй меня.

Он молча поцеловал ее, и стало понятно, что это прощание. Верхняя часть его тела выражала ненависть, но нижняя — любовь. Вокруг текли стереоскопические ощущения. Казалось, он проваливается сквозь ее кожу.

— Мне тоже трудно, — прошептала Аврора так, чтобы он не слышал, — я вижу твои внутренности. Мы прозрачны, мы любим друг друга, мы просовываем части себя в другого, мы пропускаем части другого в себя, но наши жидкости не сливаются. Они сольются только потом, когда их примет земля, когда она высосет обратно те соки, которые нам дала.

Пальто

Играем в обнимку в одно пальто на двоих. Мы стоим под солнечным дождем, нам хочется смешаться друг с другом, но мы безжалостны и одиноки. Ты дальше, чем окончание моего тела, даже бывшая мать не может тебя остановить. Без устали глядя на оборотную сторону дорожного знака, мы едем задним ходом на машине, в которой давно кончился бензин. Она катится на беличьих колесах, внутри белки мечутся, как тени. Танец маленьких людей начинается искажением пространства — две горизонтальные линии, одна вверх, другая вниз. Можно забыть о человеческих причинах, потому что параллельные колеса никогда друг с другом не встретятся — они на одной машине. Кажется, что ты велик, а потом — что никакой: насекомое с одной лапкой, девушка с тремя коленями, человек без пупка. Всё справедливо, даже перекосы воспитания, и это не уродство, а такая красота. Когда разводятся — пилят шкафы. Когда разводятся мосты — тем более. Женятся — срастаются нижними телами, забывая про высшие, и это бессмысленно. Не подходи к краю лишний раз, пространство неразборчиво в нападениях!