Женщины в Иране, 1206–1335 гг. - Бруно де Никола

привлекла основное внимание летописцев того времени. Соответственно, сведения о ее участии в государственных делах ограничены [Dunlop 1944: 276–289]. Однако по имеющимся материалам можно составить представление о некоторых аспектах Докуз-хатун жизни при дворе. Мы знаем, что она приобрела высокий социальный статус и накопила значительные богатства в своей орде, которые после ее смерти перешли к другим хатунам [Allsen 2001: 30]. Первый брак Докуз-хатун с Толуем обеспечил ей авторитет и признание в ханской семье. Рашид ад-Дин объясняет, что «поскольку она [Докуз-хатун] была женой его отца, она была выше других жен, хотя он [Хулагу] женился на некоторых из них до нее» [Rawshan, Musavi 1994, II: 963; Thackston 1998:471][125]. Кроме того, персидский историк вспоминает случай, когда хан Мункэ дает совет своему младшему брату Хулагу перед походом последнего на запад. Он перечисляет различные территории, которые тот должен завоевать, прежде чем сделать несколько заключительных замечаний:

Будь бодр и трезв во всех ситуациях. Пусть подданные будут свободны от чрезмерных налогов и поборов. Верни опустошенные земли в процветающее состояние. Завоевывай царство мятежников с помощью могущества великого Бога, чтобы у тебя было много летних и зимних пастбищ. По всем вопросам испрашивай совета Докуз-хатун [Rawshan, Musavi 1994, II: 977; Thackston 1998: 479].

Неизвестно, произносил ли Великий хан эти слова, и даже если бы произносил, это не представляло бы особого интереса, но эта цитата иллюстрирует высокий статус, приобретенный Докуз-хатун, если не на ее родине, то по крайней мере в Иране, где Рашид ад-Дин писал свою хронику. Эта цитата придает вес представлению о толуидской концепции правления, основанной главным образом на защите оседлых земель путем взимания с них налогов в соответствии с идеей властвования, развитой сначала Сорхахтани-беки, а затем ее сыном Хубилаем в Китае. Если толуиды не были полностью осведомлены об этой модели, то «официальные» персидские историки начала XIV века рассматривали их — и особенно их женщин Сорхахтани и Докуз — как хранительниц именно такой идеи управления.

Примеры прямого участия Докуз-хатун в политической жизни зафиксированы в двух арабских источниках. В них упоминается, что один айюбидский принц отправился ко двору Хулагу, чтобы выразить монголам покорность от лица своего отца. Докуз-хатун предложила принцу остаться с ней и стать ее сыном, пообещав ему командование областью и сотню всадников[126]. Вторый пример относится к ее посредничеству перед ханом по поводу предоставления этому принцу амана[127]. Он иллюстрирует политическую вовлеченность царицы в государственные дела; подобное вмешательство очень напоминает действия монгольских хатунов в доимперской Монголии. К сожалению, насколько мне известно, о других фактах участия Докуз-хатун в управлении государством в доступных источниках, где большинство ее деяний увязывается с ее положением христианской царицы, не упоминается[128].

Докуз умерла вскоре после Хулагу и за три месяца до восшествия на престол его преемника Абака-хана (пр. 1265–1282). Процедура престолонаследия значительно отличалась от тех, которые проводились в империи в 1240-х годах, где борьба за власть возникала во время женских регентств в промежутках между курултаями. В данном случае кандидатуры женщин на регентство не рассматривались, и Абака взошел на престол, потому что он «хорошо знал обычаи и древние йосун [монгольские традиции], и ясу, и Хулагу-хан назначил его наследником еще при своей жизни» [Rawshan, Musavi 1994, II: 1059; Thackston 1998: 517][129]. Близость наследника ко двору (он находился в провинции Мазандаран на севере Ирана) могла послужить причиной того, что после смерти Хулагу в междуцарствии не было нужды, что позволило Абаке быстро занять трон в Государстве Хулагуидов. Однако можно также добавить, что тот факт, что Докуз, самая влиятельная хатун Ирана, скончалась несколькими месяцами ранее, не оставив собственных сыновей, мог затруднить дальнейшее участие женщин в процессе престолонаследия.

Абака-хан был сыном Есунджин-хатун (ум. 1272), которая не сопровождала Хулагу на запад, а прибыла позже с другими хатунами и сыновьями нового правителя Ирана [Rawshan, Musavi 1994, II: 964][130]. Он сделал Тебриз своей столицей и относительно мирно занял трон, столкнувшись лишь с незначительной оппозицией со стороны своего брата Йошмута, который, оказавшись без поддержки, вернулся в свой удел на севере Ирана [Boyle 1968: 349]. Отношения между братьями, похоже, не были конфликтными, поскольку вскоре после этого Йошмут возглавил армию против Ногая из Золотой Орды, с которым возобновились военные действия. На самом деле ильхан Абака был окружен врагами, поскольку, помимо вражды со своими двоюродными братьями из Золотой Орды и Средней Азии, ему приходилось иметь дело с сопротивлением мамлюкской династии в Египте[131]. Эта политическая ситуация, которая представляла мусульманскую альтернативу на Среднем Востоке новым языческим монгольским правителям Ирана, заставила Абаку постоянно искать союзников на христианском Западе, и несколько раз он отправлял посольства к европейским королевствам и папам. Но, хотя легитимность Абаки, похоже, никем не ставилась под сомнение, ситуация изменилась после его смерти в 1282 году, когда в Государстве Хулагуидов начался период смуты, в результате которой появился первый монгольский правитель, принявший ислам, Тегудер-Ахмад-хан (пр. 1282–1284), свергнутый через два года сыном Абаки Аргуном (пр. 1284–1291)[132].

Источники в целом не изображают Тегудера великим правителем, а его короткое правление не позволило ему оставить сколько-нибудь значимое политическое наследие помимо его обращения в ислам. Однако его мать была интересным персонажем, хотя обычно не упоминается специалистами в этой области. Кутуй-хатун принадлежала к народу конкуратов и прибыла в Иран со второй волной родственников Хулагу, теми, кто оставался в Монголии, когда он отправился на завоевание Ирана[133]. Эта более поздняя группа, по-видимому, прибыла около 1268 года, когда Абака «вышел поприветствовать их» [Rawshan, Musavi 1994, II: 1064; Thackston 1998: 519]. В том же абзаце Рашид ад-Дин несколько раз говорит о Кутуй-хатун, и несмотря на то что рядом находились и многие сыновья Хулагу, повествование, кажется, строится вокруг нее [Там же]. Частота упоминания ее имени указывает на то, что к тому времени, когда Рашид ад-Дин писал свою хронику, эта конкретная хатун была достаточно известна его читателям, чтобы ее присутствие как ведущей фигуры в экспедиции было особо отмечено. Другой персидский летописец, Хамд-уллаха Мустафи, описывает Кутуй-хатун как «луну, напоминающую солнце, которая радовала сердце шаха», а Рашид ад-Дин говорит, что она была «чрезвычайно умна и сообразительна» [Ward 1983: 206–207; Rawshan, Musavi 1994, II: ИЗО; Thackston 1998: 551]. Так и не став императрицей, она, тем не менее, играла активную роль в коронации, правлении и низложении своего сына.

После смерти Абаки в 1282 году друг другу противостояли две политические партии, и,