Женщины в Иране, 1206–1335 гг. - Бруно де Никола
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кубилай одержал победу в борьбе за престол и был провозглашен Великим ханом в 1264 году. Он утвердил Алгу и Оргину правителями Чагатайского улуса, но Алгу скончался в 1265–1266 гг. [Biran 2009: 23][119]. Тогда Оргина-хатун приняла свое последнее монаршее решение: «по согласованию с принцами и визирями» она возвела на трон Чагатайского ханства своего сына Мубарак-шаха [Rawshan, Musavi 1994, II: 885; Boyle 1971:260–261; Barthold 1956–1963, I: 47]. В источниках, датируемых временем после его коронации, о ней больше нет никаких сведений, что позволяет предположить, что правительница, вероятно, умерла вскоре после этого (ок. 1266 г.)[120]. За более чем пятнадцать лет правления в Центральной Азии она успешно пережила две гражданские войны, более чем мудро разыграв карты, сначала в пользу толуидов, а затем поддержав Кубилая. Оргина-хатун мирно правила Центральной Азией в течение девяти лет, и в этот период была признана верховной правительницей. Ее воспринимали как хранительницу легитимности в регионе, что доказывает тот факт, что Алгу, хотя и был прямым потомком Чагатая, должен был жениться на ней, чтобы быть полностью признанным правителем улуса. Хотя этот брак мог подорвать ее политический авторитет, произошло, как представляется, обратное: ей удалось мобилизовать поддержку, необходимую для возведения своего сына на трон, что указывает на то, что вплоть до своей смерти Оргина-хатун оставалась основной политической фигурой в Центральной Азии.
Глава 3
Участие в политической жизни и правление женщин в Государстве Хулагуидов
Прибытие Хулагу в Иран в середине 1250-х годов было не просто военной кампанией. Это была миграция, по крайней мере для части его окружения[121]. Женщины сопровождали поход на Средний Восток и осели в Иране в ходе последовательных волн переселения. На новой территории они стали меньшинством среди многочисленного населения, которое не только состояло из мусульман, но и управлялось исключительно мусульманскими правителями в течение 600 лет до прихода монголов [Halperin 1983: 259]. Кроме того, здесь проживало как кочевое, так и оседлое население, чья интеграция в империю монголов была более сбалансированной, чем в Центральной Азии или на русских землях [Khazanov 1994: 242]. Эта территория отличалась и от Китая, как по уровню благосостояния, так и по развитию городов, и по численности населения. Династия, начало которой положил Хулагу (ум. 1265), принадлежала к ветви Толуя и Сорхахтани-беки, вероятно, той ветви ханской семьи, которая менее всего опиралась на кочевую модель добывающей экономики, поскольку в своих уделах она сталкивалась и взаимодействовала с оседлым населением [Rossabi 1979: 160]. Помимо этого, распад Монгольской империи на четыре ханства на завоеванных территориях (Китай, Русь, Иран и Центральная Азия) после 1260 года способствовал возникновению различных типов отношений между монголами и коренным населением на каждой из этих территорий [Jackson 1978; Morgan 2009].
Этот распад также повлиял на развитие женского правления в каждом из этих улусов. В Китае женщины иногда занимали должности императриц-регентш от имени своих сыновей по аналогии с каракитаями и монголами в период единой империи. На Руси и в Центральной Азии, исключая два упомянутых в предыдущей главе примера, институт женского регентства не сохранился после 1250-х годов, как это произошло в юаньском Китае[122]. В частности, Государство Хулагуидов представляет собой любопытный пример эволюции политического статуса женщин в Монгольской империи. В своей докторской диссертации Карин Кваде-Ройттер рассматривает различия между признанием политического авторитета и фактическим политическим влиянием на дела государства, которым обладали тюрко-монгольские женщины в ильханатском Иране при хулагуидах [Quade-Reutter 2003]. Хотя применять используемый Кваде-Ройттер веберовский подход к анализу политической мысли и ситуации в Монгольской империи не так уж удобно, ее исследование понятий «власть» (Macht), «доминирование» (Herrschaft), «авторитет» (Autoritat) и «насилие» (Gewalt) помогает прояснить, о чем именно идет речь при изучении роли женщин в политической жизни Государства Хулагуидов [Там же: 9–15]. Как мы увидим, женщины осуществляли «власть» в различных формах, и их политическое положение не было статичным в период монгольского господства в Иране. Эта глава посвящена эволюции женского правления в Государстве Хулагуидов и проясняет, что произошло с политическим положением женщин в Иране после того, как в регионе обосновались монголы. Глава разделена на две части, основанные на географическом и политическом делении Государства Хулагуидов. В первой части рассматривается роль женщин в центральном правлении монгольского доминиона в Иране, а вторая часть сосредоточена на тех провинциях, которые были подвластны монголам, но пользовались определенной автономией и управлялись местными династиями. Последний раздел посвящен тюркским династиям, которые управляли провинциями Фарс, Керман и Анатолия как подданные хулагуидов. Это представляет собой интересный момент для сравнения при изучении роли женщин в политике «на периферии» империи по сравнению с центром власти, представленным монаршим двором.
В поисках монгольской царицы в хулагуидском Иране
Влиятельные женщины сопровождали Хулагу в его походе на запад, а после завершения завоевания и установления Государства Хулагуидов, не без конфликтов, в 1260 году поселились в Иране [Allsen 1991: 233–234]. Рашид ад-Дин пишет, что главной женой нового самопровозглашенного ильхана была Докуз-хатун, кераитская женщина, чьим первым мужем был Толуй, после смерти которого она перешла к Хулагу [Rawshan, Musavi 1994,1: 118,361; Thackston 1998: 64, 175][123]. Ее второй брак, по-видимому, был заключен незадолго до отъезда Хулагу в Иран в начале 1250-х годов[124]. Как и Сорхахтани-беки, она исповедовала христианство несторианского толка и по прибытии на Средний Восток открыто демонстрировала свою веру. Именно ее религиозная принадлежность