Американская ржавчина - Филипп Майер

– Пошли, и ружье забери, чтоб не заржавело здесь.

Поу беспомощно смотрел на офицера.

– Пойдем. У нас есть дела поважнее.

Он выбрал тропинку вдоль ручья, новолуние, подумал, ночь совсем темная. Вскоре ложбина плавно превратилась в плоское русло, и он оказался на территории сталелитейного завода к югу от города. Айзек взял севернее, мимо пустых цехов, каждый длиной в четверть мили и высотой в двадцать этажей. Миновал четыре оставшиеся доменные печи с генераторами при них, насквозь проржавевшие конструкции печей по-прежнему вздымались над прочими постройками, каждую оплетала паутина из сотен гигантских труб. И десятки вагонеток для вывоза шлака. Айзек прошел под стрелой крана, потом потянулись штабеля стальных балок разной формы, еще какие-то детали. Все деньги ушли на демонтаж. Никто не захотел купить старый завод. Слишком много долгов и обязательств.

Вокруг темно, Айзек чувствовал себя спокойно.

Он направился вдоль железнодорожных путей, ведущих от завода, прочь от города и старой школы, прочь от дома Поу. Прошлое быстро скрылось из виду. Насыпь узкая, извилистая, вырезанная в склоне холма, густой лес подступает с обеих сторон, звук шагов разносится далеко-далеко. Малыш по-настоящему отправился в путь. Одинокий сейчас, как и тогда, когда пришел в этот мир. Самое глухое время – дневные существа еще спят, а ночные уже угомонились. А Малыш все идет. В Калифорнию. В тепло своей собственной пустыни.

В лесу кое-где бродяги устроили временные пристанища, Айзек держался настороже, бдительно высматривая среди деревьев свет костра. С Малышом все будет хорошо. Змеиный король и принц бродяг. В небе над головой стремительно проплыла яркая звездочка. Спутник. Верный товарищ арабских купцов и астронавтов. И всех странников.

Небо постепенно окрашивалось бледно-серым, и за несколько минут до настоящего рассвета он подумал: вот сейчас, и почти сразу первый щебет, а следом еще один, а спустя несколько секунд в кустарнике и лесу зашуршало, захрустело, пение птиц, хлопанье крыльев, танагры, дубоносы, иволги. Все одновременно. Живут по неизменным правилам, век от века. Не то что Малыш. У него свое собственное солнце и собственный восход. Он вообще предпочитает ночь.

Солнце ярко высветило противоположный берег реки, а на этом тени стали еще темнее. Впереди он разглядел высокую трубу и полуразрушенную водонапорную башню вагоноремонтной мастерской. Айзек занервничал. Нет, Малыш преодолеет любые искушения. Его острый разум против каждого, кто посмеет сказать не убий. Он заберет свой рюкзак и все свое добро именно ради своих прав. Но на этот раз подойдет к мастерской с тыла.

Айзек свернул от железки вверх по склону к маленькому ручью, скрывавшемуся под естественным навесом из ольхи, светлая кора пятном на фоне окружающей зелени, языки мха, свисающие в прозрачную воду. Цветущие растения. Белые – лапчатка, лиловые – не знаю, что такое. Сон-трава – исчезающий вид – слишком привлекательная, на свою беду. Ручей пробивался из впадины на вершине холма, и Айзек лег на влажный мох и плескал ладонью холодную воду прямо в рот, пока желудок не заполнился. А потом медленно крался через лес, скользя от ствола к стволу, пока не добрался до места, откуда видна была просека, где накануне стояла машина Харриса. Пусто. Но и дальше он все равно двигался, скрываясь за деревьями, вдоль просеки, пока не оказался рядом с лугом и мастерской. Солнце поднялось уже довольно высоко. Он заглянул в черный провал двери. Чувство вины и еще что-то. Место торжества и победы. Не должен бы гордиться, но поди ж ты. Чувство вины еще острее, и он пошел искать рюкзак.

Потребуется более глубокая рефлексия, решил он. Сколько ты знаешь людей, которые ни разу в жизни никого не стукнули в гневе? Только ты один такой. Считая случившееся тем вечером.

Меж тем вот он, твой рюкзак, там, где ты его оставил… деньги и бумаги на месте. Просто чуть влажные. Батончик с изюмом и арахисом. Отличный завтрак. Малыш вдруг понял, что не ел двое суток. Ерунда – еду можно найти повсюду. Упаковав вещи в большой армейский рюкзак, школьный он зашвырнул подальше в траву и двинулся обратно к железной дороге, дожевывая на ходу батончик.

* * *

Два часа спустя короткий состав прогрохотал по рельсам, а он лишь беспомощно провожал взглядом несущиеся мимо вагоны – слишком быстро, не запрыгнуть. Вдобавок он очень устал и проголодался. Можно запросто угодить под колеса. И какая разница? Всего лишь чуть ускорить естественный процесс. Бренные существа, мы все равно движемся к своему финалу. Это малодушие, подумал он. Вот в чем разница. Ты существуешь, из мириадов бессмысленно сгинувших яйцеклеток и спермиев сумел уцелеть ты – тот, что действует по собственной воле. Невероятная случайность – один шанс на десять триллионов, нет, даже меньше. Один к числу Авогадро: 6,022, помноженные на io в 23 степени. Но люди все так же растрачивают попусту свой уникальный шанс.

Айзек решил не думать об этом – слишком печально, особенно в его случае. Он прикинул, где находится, и среднюю скорость своего движения. По ровной поверхности примерно 3,5 мили в час. По этому гравию чуть медленнее. Голеностопы устают. Плюс железная дорога повторяет каждый изгиб реки – по шоссе короче. Зато здесь ровно, без подъемов и спусков, и река точно приведет туда, куда ему нужно. Малыш знает, шоссе собьет его с истинного пути. Он настроен на ритмы вселенной. Медленно, равномерно и неуклонно.

Следующий большой город вниз по реке – Бель-Вернон. Там недавно много всего понастроили – торговый центр, громадный магазин Lowes, “Старбакс”. Уверенно шагая на своих двоих, Малыш забрался уже далеко от мест, где можно встретить знакомых. Все материальное слетело, как шелуха, отныне нигде он не чужой. Весь мир – его дом. Он постигает это знание и направляет его в эфир, другим, дабы они впитывали через поры кожи. Ребенок, произносящий первое слово, мать, зачинающая дочь во чреве своем. Старик в далекой Индии с его реализацией на смертном одре – все это Малыш.

За очередным крутым поворотом он вышел к реке, каменная стенка подпирала обрыв, чтобы оползнем не накрыло железнодорожные пути. Он удивился, заметив пару молодых людей, стоявших перед стеной. Место здесь пустынное, парни сняли рубашки, а в руках у них баллончики с краской. Один – бритоголовый, с вытатуированным во всю грудь орлом. Айзек замешкался – то ли повернуть обратно, то ли продолжать идти вперед. А потом узнал второго – Дэрил Фостер. На год младше Айзека, но бросил школу. Работает в “Доллар Стор” в Чарлрое. Айзек чуть успокоися.

– Айзек Инглиш?

– Рад встрече, Дэрил.

– Ага, – улыбнулся Дэрил. – Давненько не видались, ну? – Он, похоже, искренне рад был видеть Айзека.

– Как делишки? – поздоровался бритоголовый дружок Дэрила.

– Нормально.

– Это Ницше. – Дэрил махнул рукой, показывая, чем они тут занимаются.

Айзек уважительно кивнул. Громадными аккуратными белыми буквами написано: ИЗ ВОЕННОЙ ШКОЛЫ ЖИЗНИ – ЧТО НЕ УБИВАЕТ, а дальше он им помешал.