Мужчины, за которых я не вышла замуж - Линн Шнернбергер

— Да, — неохотно отзывается Адам.

— Классно, старик! — Баскетболист вскидывает руки, как бы ставя блок в знак того, что разговору конец. — Круто! С днем рождения! Выпьем потом за это дело?

Этот тип уходит прежде, чем мой дорогой Адам успевает сказать, что ему исполнилось двадцать и он еще не смеет даже помыслить о том, чтобы распивать спиртное. Я, будучи его матерью, уверена, что он даже яблочного сидра не пробовал.

Тем временем Билл не упускает возможности одной рукой обнять Адама, другой меня.

— Потрясающе. Я и не думал, что мы встретимся все вместе.

— Я тоже не думал, — отвечает Адам.

— Приятно снова увидеть тебя, Хэлли, — жизнерадостно говорит Билл. Слишком жизнерадостно. Быть может, следует намекнуть ему, что не стоит так стараться. Все равно билетов на матч у меня с собой нет.

— Итак, — замечает Адам, — если уж все мы здесь, то что будем делать?

Я бы предпочла удавить Билла.

— Думаю, что поеду домой, — говорю я. — Не хочу попасть в пробку.

— В Нью-Хэмпшире не бывает пробок. Охотничий сезон еще не наступил, — отзывается Билл, который, кажется, не видит ничего двусмысленного в том, что все мы здесь.

Я чувствую себя до крайности неловко. Но возможно, уйти — это не лучший выход. Кроме того, есть шанс показать Адаму, что его родители, в конце концов, разумные люди.

Мои мужчины выжидающе смотрят на меня.

— Хэлли, идем гулять с нами, — говорит Билл. — Как в старые добрые времена. Когда мы в последний раз праздновали день рождения Адама все вместе?

— Ровно год назад, — резко отвечаю я.

Билл преувеличенно громко смеется и тычет Адама в бок.

— Что скажешь, а? У твоей матери есть чувство юмора.

— Она супер, — отзывается Адам и снова поддает ногой камушек. — Хотелось бы мне, чтоб и ты об этом помнил.

— Я помню, — говорит Билл. Он оборачивается ко мне и щиплет меня повыше локтя. — Ты по-прежнему великолепна, Хэлли.

Я возвращаю ему щипок — сильнее, чем нужно бы. И еще один щипок получает Билл.

— Это нормально, мама, — сообщает Адам. Он посещает лекции по психологии. — Нужно выпустить агрессию.

— Никакой агрессии, — возражаю я и снова щипаю Билла, просто чтобы подчеркнуть свои слова. Нужно будет поработать над хуком слева. — Почему вообще я должна питать ненависть к этому лживому, неверному, непорядочному, подлому, низкому, испорченному, омерзительному… — Ничего не могу с собой поделать; эпитеты из меня так и сыплются. — …ужасному, мерзкому человеку?

Адам прокашливается.

— Он мой отец.

На секунду я закрываю глаза, чтобы прийти в себя. Билл приехал сюда, чтобы поздравить Адама с днем рождения. Я приехала с той же целью. Зрелище переругивающихся родителей — это именно то, чего Адам пытался избежать. Я не собираюсь огорчать его до такой степени.

— Он твой отец, — спокойно говорю я. — Он замечательный отец. Прости, Адам.

Я второй раз за день прошу прощения у своего сына.

Адам кивает.

— Ничего.

— А что, если мы все пойдем есть мороженое? — предлагаю я. Думаю, я смогу быть любезной, пока мы будем поглощать лакомство.

— Отлично, — отвечает Адам и слегка приободряется.

— Отлично, — вторит Билл с явным облегчением.

Мы спускаемся в городок. Перед кондитерской, где продают мороженое, толпа студентов. Если в Ганновере семь градусов выше нуля, то это уже считается жарким днем. Я умудряюсь поддерживать разговор; Билл и Адам, кажется, мне благодарны. Незаметно мы переходим к анекдотам, и я даже начинаю расслабляться и находить в этом какое-то удовольствие.

Когда подходит наша очередь, я иду ва-банк и заказываю гигантский рожок со взбитыми сливками. Я сумею поддерживать себя в хорошем расположении духа все время, необходимое для уничтожения двойной порции мороженого.

Так мне кажется.

Мы присаживаемся на высокие табуреты, и Адам рассказывает, что профессор — руководитель проекта — поставит его соавтором статьи, которую собирается опубликовать. Мы с Биллом по привычке переглядываемся. Мы гордимся сыном. Что бы ни случилось в наших отношениях, мы неплохо поработали вместе — вырастили детей.

Билл шутливо спрашивает, можно ли продавать акции на нейтрино. И тут в очереди за мороженым я замечаю знакомое лицо. Но у меня нет друзей в Ганновере. Никак не могу вспомнить эту женщину, но она отчего-то тоже смотрит на меня с любопытством. Билл сидит к ней спиной, но, когда ее взгляд начинает перескакивать с меня на него, а потом на Адама, в ее глазах вдруг вспыхивает догадка. Она пытается пробраться к двери, но навстречу ей движется толпа жаждущих мороженого студентов. Она оказывается в ловушке.

Я тут же узнаю эту особу, хотя видеть ее одетой мне еще не доводилось.

— Эшли, — констатирую я.

Билл смотрит на меня с неудовольствием.

— Сейчас мы это не обсуждаем, — предупреждает он.

— Тогда тебе не следовало привозить ее сюда, — ворчу я.

— Я никого не привозил. — Билл берет нас с Адамом за руки. — Только наше маленькое семейное трио. Ты что, видишь кого-нибудь еще?

— Вижу! — Я указываю пальцем на женщину. Она тут же пригибается и пытается вжаться в стену, Но двое парней, которые стоят позади нее, слегка подталкивают Эшли вперед.

— Ваша очередь, — говорит один из них.

Кажется, она утратила всю свою самоуверенность. Когда я видела ее обнаженной, она держалась куда более хладнокровно.

Билл оборачивается и прослеживает направление моего взгляда.

— Эшли, что ты тут делаешь? — негодующе вопрошает он.

— Покупаю мороженое! — Она смущена и сильно растеряна. Не знаю, чего она испугалась сильнее — того, что замешалась в семейное торжество, или того, что ее застукали за сладким.

Адам тоже поворачивается и пристально смотрит на Билла:

— Папа, ты пригласил Эшли на мой день рождения?

— Нет. Я бы никогда этого не сделал! — Он возмущен.

— Тогда какое совпадение, — ехидничает Адам.

— Очевидно, все кондитерские между Манхэттеном и Ганновером закрыты, — говорю я и качаю головой. — Представить себе не могу, что случится, если в один прекрасный день Эшли вдруг захочется сливочной помадки.

— Она что, беременна? — спрашивает Адам.

— Боже! Надеюсь, нет! — Билл чуть не проглотил рожок целиком.

Теперь уже мой муж близок к истерике. Мне становится немного легче. Я провожу ложечкой по краю стаканчика и подношу небольшую порцию взбитых сливок к губам.

Эшли, которая слышала большую часть разговора, бочком подходит к нашему столику.