Code. Носители - Джон Маррс

Чарли быстро смекнул, что под легкого на подъем, компанейского Майло будет выгодно мимикрировать – так как бы получится копия заветной портсмутской жизни до одиночества. Кто из коллег подходил к Майло, тех он знакомил с Чарли, и вот за две недели тот и на дне рождения побывал, и на домашней посиделке, и в футбольную команду вошел. Теоретически, закрыл все намеченные планы на новую жизнь.

Отчего же тогда счастье не наступало?

На деле Чарли изнывал не меньше прежнего. Новые товарищи виной? Едва ли. Они искренне, тепло его приняли – теплее даже, чем старые друзья под конец. Их радушие просто не находило отклик в душе. Да, едва познакомились и лишь привыкали друг к другу, только дело было в другом. Новая жизнь вообще убила в Чарли любой намек на удовлетворение и радость от всего: людей ли, событий, побед. Остался только факт, что обстоятельства изменились.

Ушел страх, ушли сожаления, привязанность, интерес, тревожность и даже угрызения совести, и не ясно было, навсегда ли. Навсегда ли в нем поселилась нелюдимость? Может, виной операция на болевых центрах? А еще имплантирование, глубокая психотерапия, психоанализ, гипноз… Вдруг мозг просто перегружен? Если так, со временем все вернется в норму.

Ну, или истина куда проще: подсознание ограждало Чарли от мрака, в котором он жил последние несколько лет. Нет эмоций, нет и боли.

«Тогда это ведь хорошо? – гадал он. – Я так долго варился в горе, а теперь свободен… Это радует. Ведь радует?»

Хотел бы Чарли дать ответ, однако на деле сам его не знал. В душе́ ему вообще было все равно – и с этим ничего не хотелось делать.

На дверях церкви висел лист желтой бумаги с красным «Добро пожаловать!» от руки. Приоткрыв дверь, Шинейд вслушалась, нет ли кого внутри.

Первую неделю в Эдзелле она посвятила изучению местности и составлению путей бегства. На вторую съехала из гостиницы, перестала ночевать в лесу и сняла на полгода домик с участком. Приходилось по новой учиться жить в одиночку и находить счастье в мелочах: возможности гулять по лесу, медитировать, читать и заниматься китайской гимнастикой, которой увлеклась за время обучения. К третьей неделе Шинейд познакомилась кое с кем из полутора тысяч жителей. Теперь же была готова на самый решительный шаг – влиться в общество, о чем в браке и думать боялась.

«Ищем добровольцев, – гласила листовка на церковной доске объявлений. – Кто хочет помочь в организации деревенского праздника, приходите на собрание в четверг в 18:45».

Шинейд толкнула дверь и вошла. Скрип кроссовок по паркету мгновенно приковал к ней взгляды. На нее уставились человек десять мужчин и женщин разных возрастов, сидящие за сдвинутыми под прямым углом столами. У одних в руках были бумаги, у других – планшеты с пунктами грядущего собрания. Все пристально оглядели Шинейд с ног до головы. Тут она, в краске, на автомате потянулась к ресницам, да вовремя опомнилась. Рука замерла на уровне груди.

– Пилатес завтра, золотко, – заговорил старичок в толстенных очках.

– Я вообще-то хотела помочь с праздником… В листовке сказано, вам нужны руки.

– Тогда входи, конечно. Как тебя зовут?

Шинейд, назвавшись, села на пластмассовый стул возле женщины лет на двадцать старше. Та первой вытянула руку.

– Я Дун.

От ее теплой улыбки волнение как рукой сняло. Дун представила собравшихся одного за другим – Шинейд же, как учили, по жестам и едва заметной мимике оценивала, кто заслуживает доверия, а кого лучше сторониться.

– Чувствую, зря я это, всех-то не запомните! – пошутила Дун, не подозревая о наблюдательности Шинейд – одном из побочных эффектов синестезии. Стоило при знакомстве напеть новое имя под нос, и в следующий раз оно чуть не вспыхивало над головой человека цветным облачком.

– Вы ведь у нас недавно? – спросила Дун.

– Недавно.

Шинейд пустилась в заученный рассказ, как устала от столичной суеты и решила сбежать как можно дальше.

– А почему Эдзелл? – спросил мужчина, представленный как Энтони.

Тон был добрый, а вот в мимике и жестах крылась тень раздражения: ногой выбивал дробь по ножке стула, нос чуть морщил, говорил с кислым лицом. Явно принял незнакомку в штыки.

– Место очень понравилось, – ответила Шинейд. – Проехала сквозь каменную арку на въезде и решила: здесь и останусь. Лондон потрясающий, но он все силы высасывает.

Она врала в лицо. Как признаться, что ткнула в карту наугад и попала в северо-восток Шотландии?

– Знаем-знаем мы вашего брата, – продолжил Энтони. – Накопили денег и явились скупать нашу недвижимость да выживать местных дельцов… Приезжих не все жалуют.

– У вас же свой ресторан, поток людей вам на руку. Разве не так?

Вчера вечером Энтони на ее глазах шел с пакетами из оптового магазина от машины в городской паб. На латунной табличке у двери красовалось его имя.

– Уела она тебя, – вставила Дун. – Да и без желания влиться не пришла бы к нам сюда, верно?

– Да я так, в шутку. – Он фальшиво улыбнулся. Шинейд ответила тем же.

В конце собрания распределяли задачи, и ей досталось заполучить в администрации пачку разрешений на праздник.

На выходе из церкви ее ждала Дун.

– Вы из-за Энтони не переживайте, он всегда брюзжит, – начала она.

– Знаю я таких. – На ум пришел Дэниел. – Чего-то им не хватает, вот и компенсируют.

– Точно-точно. Вы, кстати, где остановились?

– Вот этого при Энтони говорить не хотела, но я правда сняла дом на Малберри-авеню. Вряд ли хозяева местные.

– Да-да, лучше молчать! – Дун засмеялась. – Слушайте, мы сегодня с девочками собираемся у меня. Выпьем вина, посмотрим фильм… С нами не хотите?

– Раз сами приглашаете, – ответила Шинейд.

В девять она сидела по-турецки на полу в гостиной Дун и потягивала безалкогольное белое. Рядом хрустела чипсами Гейл, наверное, ровесница Шинейд, – огненно-рыжая, с алебастровой кожей. Из десятка женщин только они вдвоем не заливались слезами от фильма.

– И как я пропустила эту «Реальную любовь»? – удивилась Шинейд на титрах.

– Да ты совсем маленькая была в год его выхода[20], – пояснила Дун.

– Вот из-за такой классики мы и любим у тебя собираться. Ну, и из-за вина, – добавила другая женщина.

– Из-за него, родимого! – поддержала Гейл с на удивление каменным лицом. Она поднялась с пола. – Шинейд, подлить?

– Можно. Идем вместе.

Обе удалились на кухню.

– Не пьешь, да? – поинтересовалась Гейл.

– Я на антибиотиках: цистит. А ты почему?