Этот жестокий замысел - Эмили Сувада

Но сейчас это не раздробленные фрагменты.

Образы, всплывающие в голове, не мимолетны и не размыты. Они целостные и живые. Во мне осталось больше прошлого Цзюнь Бэй, чем я думала. Это не просто горстка разрозненных картинок. Скорее уж океан воспоминаний, бушующий в сознании и давящий на стену, чтобы увеличить трещины и выбраться наружу.

От груза воспоминаний дыхание сбивается. Кажется, они сейчас сметут меня, разорвут тонкие нити, которые все еще удерживают мою личность. На секунду я слышу голос Цзюнь Бэй, как тогда, когда я сражалась с Лакланом.

А потом внезапно все исчезает.

Комната вновь приобретает четкие очертания. Коул лежит на полу, а солдат опускает на него стрежень. Я инстинктивно лезу в панель и вытаскиваю первый попавшийся вирус, откликнувшийся на мой зов. Он из файлов Цзюнь Бэй, прятался в глубине ее папок с кодами. Мой разум устремляется в атаку, врезается в панель солдата и закачивает вирус.

Солдат роняет стержень и падает на пол, прежде чем я осознаю, что сделала.

Голова солдата с глухим треском ударяется о плитку. Дакс отшатывается, его глаза широко распахнуты. Коул ошалело оглядывается на упавшего солдата.

Мое сердце останавливается. Солдат не просто упал. Он мертв.

Я только что убила его «Косой» Цзюнь Бэй.

Коул с ужасом смотрит на меня:

– Что ты творишь, Кэт?

Я молчу, пытаясь успокоиться. Я не знала, что этот вирус убьет его. Но он собирался причинить Коулу боль, и у меня не оставалось выбора.

– Я сделала то, что должна была, – говорю я, и мой голос звучит до странного отстраненно. – Бринк, вы должны отпустить нас. Мы знаем, где Лаклан. И можем найти его.

Бринк окидывает меня оценивающим взглядом. Он не сердится из-за того, что я убила солдата, а скорее выглядит заинтересованным.

– Лаклан действительно сделал это с тобой, – подходя ближе, бормочет он. Его ноги погружаются в тело солдата, а карие глаза устремлены на меня. – Видимо, ты действительно ему не безразлична.

– Да. Без меня он не сможет завершить свой план. Поэтому он позволит мне подобраться к нему ближе, чем кому-либо другому. Пожалуйста, позвольте мне помочь вам остановить его.

– Она права, – встревает Мато. Его глаза странно поблескивают, когда он смотрит на меня. – Лаклан поставил на ней маячок, и он понимал, что это поможет найти его. Он хочет, чтобы она пришла к нему. И ее помощь понадобится мне в этой миссии.

– И когда эта миссия стала твоей? – спрашивает Бринк.

– Тогда, когда стало известно, что Лаклан находится в Энтропии, – говорит Мато. – Я единственный, кто сможет добраться до него, если он там, Бринк. И для этого мне нужна Катарина.

Взгляд Бринка тускнеет. Глаза Леобена вновь становятся карими, а тело начинает трястись, освободившись от чужого контроля. Ли пошатывается и оглядывается по сторонам.

– Возможно, ты прав, – говорит Бринк. – Полагаю, это честная сделка. Катарина только что подарила нам свой код «Косы». Мы пытались воссоздать его с тех пор, как она сбежала. На каждую панель каждого солдата «Картакса» мы закачали алгоритм, который записывает все входящие атаки. Благодаря этому протокол «Всемирного потопа» теперь запустить намного проще.

Я резко вдыхаю от ужаса. Я передала «Косу» Цзюнь Бэй «Картаксу». И предоставила им возможность убить всех на поверхности.

– Леобен идет с нами, – говорю я.

Бринк качает головой:

– Об этом не может быть и речи. Он слишком ценен для нас.

– Но он нужен мне, – заставляя себя выпрямиться, говорю я. – Он отправится с нами, или я убью здесь всех солдат.

Бринк взмахивает рукой:

– Вперед.

Мне кажется, что он блефует, но солдаты напрягаются.

– Я могу достать и вас, – говорю я. – Ваш сигнал поступает на мой модуль VR. И по этой связи можно передать данные вам.

Бринк молчит. Я обманываю, и он, скорее всего, это знает, но все равно снова окидывает меня оценивающим взглядом. Не знаю, делает ли это меня более или менее ценной для него. Я уже вообще не понимаю, кем становлюсь.

Но знаю, что не уйду отсюда без своего брата.

Бринк кривит губы.

– Прекрасно, – резко отвечает он. – Можете забрать «Комокс», на котором прилетели. У тебя есть три дня, Катарина. На твоем месте я бы молился, чтобы Лаклан действительно нуждался в тебе.

– Пойдем, – говорит Леобен.

Он обхватывает Коула руками и поднимает с пола, а затем поворачивается к Даксу. Его глаза горят, и что-то – яростное и настойчивое – происходит между ними. Но через секунду Леобен отворачивается и, пошатываясь, выходит в коридор, практически неся на себе Коула.

Мато берет меня за руку.

– Пойдем, – говорит он. Его прикосновение нежное, а высокомерие в голосе исчезло. – Пойдем, Катарина.

Я позволяю ему увести меня от мертвого солдата, а затем следую за ним по коридору и через зал ожидания на улицу.

«Комокс», на котором мы прилетели, ожидает нас на траве. Его винты уже вращаются. Леобен спешит вверх по трапу вместе с Коулом. Я бегу за ними с Мато. Волосы бьют по лицу и задевают рану на руке, которую я прижимаю к груди. Дверь с шипением захлопывается. Я закрываю глаза и вновь вижу перед глазами безжизненное тело солдата на полу. Снова ощущаю тот порыв, который подтолкнул меня воспользоваться «Косой» Цзюнь Бэй и отправить ее в панель солдата.

Чувствую огромный океан ее воспоминаний, запертых в моем сознании.

Мы поднимаемся в темное небо сквозь светящуюся стаю голубей и направляемся на юг, прочь от лаборатории. У нас есть три дня, чтобы найти Лаклана и заставить его исправить вакцину. Он еще не сделал это сам и не связался с «Картаксом», но должен знать о новом штамме. Уверена, он так же, как и «Картакс», не хочет, чтобы вирус мутировал дальше. Может, он ждет, когда я приду к нему. Может, он все еще пытается завершить свой план.

И сейчас я в «Комоксе» мчусь к нему сквозь темноту ночи. Мы либо остановим его, либо угодим прямиком в ловушку.

К утру мы добираемся до северной границы Невады, и слабая тень от «Комокса» скользит по бесплодным пустынным равнинам. Нет ни одного деревца, лишь бескрайние просторы оливковых и коричневых скрюченных кустиков, которые пересекают бледные полосы дорог. С востока летит стая голубей с черно-кобальтовым оперением, а их крики едва различимы за гулом винтов. Пейзажи, проносящиеся под нами, кажутся мне смутно знакомыми, но океан воспоминаний, который я мельком увидела в лаборатории, вновь заперт в глубинах моего разума.

В «Комоксе» царит тишина. Мне удалось вздремнуть пару часов на одном из пластиковых складных сидений. Леобен в кабине. Мато стоит и смотрит в окно, а Коул сидит рядом со мной с закрытыми глазами, прислонив голову к стене. Он не спит, но и не пытается заговорить со мной. Его исцеляющий модуль работает во всю силу, и не думаю, что его мучают сильные боли, но с тех пор, как мы покинули лабораторию, вокруг него выросла стена молчания, к которой я даже боюсь прикоснуться.