Побратим смерти - Дмитрий Силлов

Соответственно, когда Фрегг вошел в каземат, притиснув незадачливого арбалетчика мощным торсом к стенке, в камере стало, мягко говоря, тесновато. Однако подручного мессира это не смутило. Привычным движением он снял с пояса связку ключей и одним из них ловко отомкнул браслеты, стягивающие запястья Лиса.

— Все, пошли, — буркнул он, хватая парня за плечо железными пальцами, словно цыпленка из курятника намеревался вытащить.

— Ну, пошли, — согласился Лис, отклоняясь в сторону и со всей дури нанося здоровяку удар коленом в пах…

Какой бы ни был ты супертренированной машиной для убийства, колокола остаются одной из самых уязвимых и болезненных зон твоего тела — так же, как глаза и горло, которые не защитить никаким мышечным корсетом или набитыми мозолями.

Хотя, ожидай Фрегг от пленника чего-то эдакого, может, и подстраховался бы он. Защиту стальную надел на промежность или просто вразумил полновесными матюгами туповатого подчиненного, самолично не входя в камеру. Но, как говорится, что случилось — то произошло, и никакой колдун не отмотает назад то короткое время, за которое ты успел совершить очередную глупость.

От удара Фрегга согнуло пополам, да так резко, что он со всего маху впечатался лбом в стену камеры. Хорошо так приложился, аж лоб затрещал и с потолка копоть посыпалась. Обмяк подручный мессира и рухнул на прелую солому, булькнув при этом, словно бурдюк с помоями. Изо рта оглушенного хлынула обильная струя блевотины, на которую, впрочем, Лис внимания не обратил. Сейчас его больше интересовал арбалетчик, разинувший рот от удивления, но тем не менее рефлекторно тянущий руку к длинному кинжалу, что висел у него на поясе.

Кинжал Фрегга оказался погребен под его грузным телом, потому Лису нечего было противопоставить новому противнику. Бить коленом в пах хорошо, когда враг этого не ожидает. А стражник уже почти готов к тому, чтобы если не начать резать Лиса на полосы, то, как минимум, заорать. В коридоре же наверняка ждет второй арбалетчик и — самое страшное — стальной паук с клешнями, которого голыми руками-ногами точно не одолеть.

Взгляд Лиса метнулся по камере, но ничего похожего на оружие поблизости не было. Факел против ножа практически бесполезен, разве только…

Рядом с рукой поверженного Фрегга валялась большая связка ключей, одним из которых он разомкнул браслеты на запястьях Лиса. Любил подручный мессира крутить эту связку на ходу, со свистом выписывая ею в воздухе замысловатые кренделя. Ее, резко нагнувшись, и подхватил с пола Лис, при этом слыша над головой, как со змеиным шуршанием покидает ножны длинный кинжал стражника, больше похожий на короткий меч.

— Кутрубово отродье, — прошипел стражник, делая шаг вперед и замахиваясь своим оружием. Нападение на старшего — веский повод для того, чтобы зарезать преступника на месте согласно инструкции, древней, как сама тюрьма. И слава убийцы дракона достанется ясно кому. Потому и не заорал арбалетчик, призывая подмогу, ибо ножом владел очень неплохо еще с той поры, как помаленьку разбойничал на большой дороге перед тем, как податься в городскую стражу.

Но хорошее владение коротким клинком на этот раз не помогло. Тяжелая связка ключей прилетела из полумрака и тяжело тюкнула в висок — словно молотком кузнечным в череп ударило. И наступила темнота…

— Неплохо, — тихо прокомментировал произошедшее Тестомес. — Кистенем у тебя получается лучше, чем огненной магией. Во всяком случае, в последнее время.

Лис и сам не понял, как это у него так получилось. Махнул связкой — и стражник рухнул, будто его топором срубило. Слышал он, что бывает такое, мол, в сложной ситуации тело не ждет команды от нерасторопного хозяина, а спасает себя само, без участия разума.

— Эй, что у вас там? — донесся из коридора обеспокоенный голос второго стража, явно не желающего заходить в камеру.

— Не твоего ума дело! — рявкнул Тестомес, умело подделав голос Фрегга. — Стой где стоишь!

И тихо добавил, уже Лису:

— Давай быстрее замки отмыкай, пока тот дурень тревогу не поднял.

Лис принялся было копаться в ключах, подбирая нужный, но колдун тут же подсказал:

— Вон тот, самый хитрый, с девятью зубцами. Никс по старой памяти не пожалел для меня сложных замков.

Но Лис не особо торопился. Признаться, не хотелось ему освобождать предателя, из-за которого погиб Снар и… и Лисса. Кстати, еще вопрос, из-за кого она погибла… Но, не будь Тестомеса, наверняка жила бы девчонка.

Правда, с другой стороны, парень понимал — одному ему отсюда не выбраться. Итан, как старый член гильдии Воинов ночи, наверняка знает все ходы-выходы из лабиринтов, которые понастроили под Стоунхендом Чистильщики веры. Так что выбор был небольшой…

Хитрый замок одновременно запирал сложную систему толстых стальных браслетов, намертво фиксирующих тело колдуна. Оказалось достаточно двух поворотов ключа, чтобы оковы распались.

— Верное решение, — прошептал Тестомес, падая на прелую солому — от долгой неподвижности тело онемело и отказывалось слушаться.

— Да что там у вас? — раздалось из коридора. — Хорн, место!

Судя по лязганью цепи и скрипу стальных когтей по каменному полу, паукообразный Хорн команду «место» проигнорировал. Одновременный щелчок клешней подтвердил догадку Лиса.

Попавший впросак арбалетчик заорал благим матом.

— Фрегг! Твою мать, Фрегг! Эта ночная ваза с ножками мне казенный сапог прокусила!

— Жаль, что не яйца оторвала, — хрипло посочувствовал Тестомес голосом подручного мессира. Итан силился подняться с пола, но у него это не очень получалось.

Видя такое дело, Лис плюнул на все свои философские умозаключения о мести и долге и помог колдуну подняться.

Прислонившись к стене, Итан кивнул — мол, спасибо. Видно было, что кровообращение в его руках потихоньку восстанавливалось, так как Тестомес уже немного шевелил пальцами. Закрыв глаза, колдун что-то шептал, а меж его ладоней постепенно сгущался спертый воздух камеры.

Лис уже все это видел раньше, правда, тогда маг Воздуха был в лучшей форме. Сейчас парня больше беспокоили несущиеся из коридора тихие поскуливания стражника, которого цапнул сторожевой паук. Еще немного, и арбалетчик осознает нестандартность ситуации, после чего наверняка начнет орать в голос. Или попрется за подмогой. А это конец. За нападение на стражу Стоунхенда полагалось «неспешное четвертование» — казнь, по сравнению с которой повешение было счастьем.

Приговоренному в течение длительного времени отпиливали пилой сначала пальцы, после — кисти рук. Потом укорачивали руки по локоть, далее — по плечо. Раны прижигали огнем. Если человек терял сознание, палачи поливали несчастного ледяной водой, пока тот не приходил в себя. После чего снова принимались за дело.

Когда руки заканчивалась, наставало время ног, которые расчленялись по той же схеме. Народ говорил, что палачи сами не любили эту казнь. Работа была долгой и нудной, а от воплей истязуемых у них потом долго болели головы и звенело в ушах. Горожане тоже не горели желанием таким образом расставаться с жизнью, поэтому стражу предпочитали обходить стороной. Если же обойти не получалось, то со служителями закона народ был исключительно вежлив и обходителен.