Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси - Василий Седугин

– Не уходи от меня, Росава. Я боюсь тебя потерять. Я всегда тебя любил. С детства любил. Никакой другой девушки у меня не было, только тебя видел. Наконец-то мы остались вдвоем. Мы теперь никогда не расстанемся. Обещаешь мне?

– Обещаю, – сквозь слезы отвечала она, видя, как он угасает.

– Как приедем в Полоцк, сразу пойдем в церковь и обвенчаемся. Дом я построю... Нет, не дом, а целый терем возведу на просторном месте, рядом выкопаю пруд, деревьями обсажу, рыбу разведу. Ты веришь мне?

– Верю, верю, Вавула! Только выздоравливай поскорее!

– Мне обязательно надо выздороветь, подняться. Я всю жизнь прожил в бедности, на конюшне спал вместе с лошадями. А теперь у нас с тобой такое богатство! Мы славно заживем, нам люди будут завидовать. Я человеком наконец-то себя почувствую!

– Да, да, Вавула! Все будет так, как ты говоришь. Крепись, набирайся сил. Нам бы только из этого проклятого леса выехать, а там все наладится.

Ночью он стал бредить, Росава не сомкнула глаз, ухаживая за ним. Когда рассвело, взглянула на его лицо, и ее охватило чувство отчаяния. У Вавулы заострился нос, от него к уголкам рта с двух сторон протянулись белые полосы. Это были предвестники смерти. Она молча заплакала.

Вавула вдруг взглянул на нее мутным, лихорадочным взглядом, в нем на мгновенье проявился интерес, говоривший о проблеске сознания.

– Ничего, – сказал он хриплым голосом. – Я еще поборюсь с курносой. Главное, ты не раскисай. Возьми мою ладонь, прижми к своей груди. Это мне придаст новые силы. Не уходи никуда, а я посплю немного.

В полдень он скончался.

Она долго сидела возле его изголовья. Вавула, Вавула, нелюдимый и отчаянный парень... Жили в соседях, росли вместе. Сообща развлекались детскими играми, поверяли друг другу нехитрые тайны. Приставал он порой к ней со своими ухаживаниями, но никогда она всерьез их не воспринимала, относилась шутливо. А он, оказывается, прикипел к ней всем сердцем. И вот пришлось ей закрыть навсегда его глаза...

Вздохнув, она поднялась, долго смотрела на медленное течение реки, словно спрашивая у нее совета, как поступать дальше. Наконец направилась к повозке, вынула лопату и стала копать могилу. Место выбрала на высоком обрывистом берегу, чтобы не размыло весенним половодьем. По лесу ходили дикие звери и могли добраться до покойного, поэтому могилу выкопала глубокую. Затем, завернув в ковер, бережно опустила в нее тело, забросала землей, на холмике поставила крест, прочитала молитву.

Усталая, присела на бережок, начала думать, куда ехать, как поступать дальше. В последнее время привыкла, что рядом было надежное мужское плечо – то Мстислава, то Вавулы. А теперь осталась одна, решать приходилось самой, и на какое-то время она растерялась.

Может, вернуться в Новгород, к родным, близким? Всегда помогут, поддержат. Но вдруг вспомнят про гибель смоленского воина?.. А как быть с повозкой купца? Наверняка родные всполошились, послали в розыск. Вдруг перехватят по дороге? Как оправдаться, что сказать? Разбойников редко доводят до суда, где можно что-то объяснить и доказать. Ненависть к ним такая, что сразу при дороге вешают на первом попавшемся дереве.

Нет, в Новгород нельзя. Надо продолжать путь, намеченный Вавулой. Если кто будет расспрашивать, отвечать, что ехала с братом, в пути он внезапно заболел и умер. А ей одной теперь приходится добираться до Полоцка.

Дружину свою Мстислав из Новгорода увел в Ростов, который был тогда владением отца. Вместе с воеводой Скрынем подняли верных людей, усилили караулы, кое-где стали ремонтировать стены, подправлять ров. Ждали нападения Давыда Святославича, но он так и не появился.

Через месяц в Ростов прибыл Владимир Мономах. Обнял сына, они пошли во дворец. Окружающие улыбались, глядя на них: вымахал сын ростом с отца и обличьем и повадками пошел тоже в него, такой же кряжистый, с крепкими руками, глубоко посаженными глазами, с крупным горбинкой носом, небольшими жесткими губами. Походка тяжелая, уверенная.

– Значит, внезапно напал Давыд? – спрашивал Мономах, внимательно вглядываясь в лицо сына. Сидели они за столом напротив друг друга, перед ними стояла еда из многих блюд. – Наперед тебе урок: ухо держи востро в любом случае. Не жалей средств на заставы вдали от города, секреты в опасных местах. Сторицей расходы окупятся. Представляешь, сколько теперь нужно потратить на то, чтобы вернуть Новгород?

Мстислав подавленно молчал.

– Не переживай, мы все равно его из Новгорода выкурим. Нигде Святославичи не приживались. Потому что порода у них самовлюбленная и жестокая. Видят только себя и никого больше не признают. Только чтобы им было хорошо, а на всех остальных наплевать. И на народ наплевать, и на Русь наплевать. Поэтому у них у всех и жизнь идет кувырком. Все они пошли в отца, Святослава Ярославича. Тот прежде всего заботился о личной наживе, часто начинал войны ради захвата богатых городов. Обманом выгнал из Киева своего простоватого брата Изяслава и сел на его место. За время своего княжения сумел накопить большие сокровища, но держал их в собственной казне, не оделяя ими приближенных. Вот и сыновья его такие же.

Мономах сжал тяжелый кулак, легонько стукнул им по столу.

– Ничего. Придет время, доберемся мы до этого коварного Давыда, недолго ему сидеть в Новгороде. Давай сейчас переберем в памяти лучших друзей, кто готов поддержать тебя в эту лихую минуту. Не пожалею средств на подарки, а может, и подкуп. Без этого всего не обойтись, такова жизнь...

Через неделю в Новгород уехал первый посланец Мономаха, доверху нагрузив свою телегу разным добром. Следом за ним отправились другие. Въезжали в город под видом купцов, но не столько торговали, сколько вели тайные беседы с друзьями и знакомыми, родственниками и близкими людьми. Расхваливали княжение Мстислава и порочили князя Давыда. Да его и порочить особо не требовалось. Был Давыд нелюдим, жаден и жесток, сразу не полюбился новгородцам. Все чаще и чаще раздавались голоса, что надо вернуть Мстислава, благо он вырос на глазах новгородцев.

Давыду донесли о слухах, которые распространялись в городе. Приказал он хватать тех, кто хулит его, но чем больше арестовывали людей, тем их больше становилось.

Мстислав все это время жил как на иголках. Ростов для него был вроде клетки, в которую его заперли, разлучив с любимой девушкой. О Росаве он думал почти непрестанно. Она была в его мыслях всегда – когда оставался один или решал какие-то важные дела. В одном был спокоен: она его любит, ждет, и они обязательно встретятся. «Жди меня, Росава, жди терпеливо. Я обязательно вернусь», – часто повторял он про себя.

Ему сообщили, что из Швеции вернулось посольство во главе с боярином Яромиром. Принцессу удалась сосватать, но свадьбу решили отложить на более позднее время. Это обрадовало Мстислава. «Пока она собирается, я тайно женюсь на Росаве, – решал он. – Никто меня не заставит соединить судьбу с нелюбимой женщиной!»

В 1095 году новгородцы на вече приняли решение об изгнании Давыда Святославича и прислали приглашение Мстиславу занять княжеский престол. В Ростове начались быстрые сборы.