Другая жизнь - Филип Рот

— Расскажи мне о человеке, которому поклоняется мой брат.

— О Липмане? От таких, как он, разит фашизмом.

— И каков здесь фашизм?

— От фашизма здесь разит так же, как и везде. Нет никакой разницы. Ситуация настолько сложная, что требует простого решения, но тут-то и вмешивается Липман. Он играет на опасном положении Израиля, будто орудует теннисной ракеткой. Он говорит евреям: «Я знаю, как решить ваши проблемы. Я знаю, как победить страх». Конечно, такие люди появляются не случайно, история уже знала подобные примеры. Мордехай Липман не мог возникнуть ниоткуда. Такой персонаж найдется в любом еврейском сообществе. Что может сделать рабби, чтобы унять их страхи? Рабби похож на тебя, Натан: рабби долговязый, худой интроверт, аскет, вечно погруженный в свои книги, к тому же он всегда болен. Это не тот человек, который может противостоять гоим. Но в каждом еврейском сообществе найдется какой-нибудь мясник, командный игрок, носильщик — могучий и сильный, он здоров как бык… Вот ты спишь с одной или двумя бабами, в крайнем случае с тремя, а у него таких баб — двадцать семь штук одновременно. Он знает, как победить страх. Он выходит по ночам со своим напарником, тоже мясником, и прочесывает улицы, а когда возвращается, тебе уже незачем беспокоиться из-за сотни-другой гоим. Таких называют особым словом — шлейгер, что значит «подстрекатель». Единственное различие между шлейгером старого мира и Мордехаем Липманом состоит в том, что все наносное, поверхностное на самом деле имеет очень глубокие корни. У него не только есть еврейский автомат, у него есть еврейский язык и даже, быть может, остатки еврейских мозгов. Между арабами и евреями антагонизм дошел до такой степени, что даже ребенку понятно: лучше всего будет, если они будут держаться подальше друг от друга, — но нет! Мистер Липман въезжает в Хеврон с автоматом в руках. Хеврон! Это государство было создано не для того, чтобы евреи полицейскими методами контролировали Наблус и Хеврон! Не в том состояла идея сионистов! Послушай, у меня нет иллюзий насчет арабов, и у меня нет иллюзий насчет евреев. Я просто не хочу жить в стране, где все окончательно свихнулись! Ты, я вижу, заводишься, когда я говорю такие вещи. Ты завидуешь мне. Ты думаешь: «Безумие вперемешку с опасностью — это круто!» Но поверь мне, когда безумие льется через край, а враги подстерегают тебя со всех сторон, это надоедает и становится скучным, но в этом-то и кроется опасность! Люди живут здесь в страхе более тридцати пяти лет, думая: когда начнется следующая война? Арабы могут проигрывать войну много раз, до бесконечности, но мы не можем проиграть даже один раз. Все, что я сказал тебе, чистая правда. Но каков результат? На сцену выходит Менахем Бегин, и, как следующий логический шаг, вслед за Бегином появляется гангстер вроде Мордехая Липмана, который говорит нам всем: «У меня есть решение вашей еврейской проблемы. Я знаю, как победить страх». И чем ужасней этот Липман, тем лучше. Он прав, говорят люди. Таков мир, в котором мы живем. И если нельзя установить человеческие отношения, будем вести себя как звери.

— И тем не менее он нравится моему младшему брату.

— Тогда спроси своего брата, каковы будут по следствия того, к чему призывает этот очаровательный бандюган. Развал страны. Кто сейчас приезжает в страну, выбрав ее в качестве постоянного места жительства? Евреи-интеллигенты? Евреи-гуманисты? Прекраснодушные евреи? Нет, сюда едут не из Буэнос-Айреса, не из Рио и не с Манхэттена. Те, кто приезжает из Америки, либо глубоко религиозны, либо безумны, либо и то и другое сразу. Наша страна становится американско-еврейской Австралией. Знаешь, кто сюда тянется? Восточные евреи, да русские евреи, да неудачники вроде твоего братца, не нашедшие места в жизни, — бунтари в ермолках из Бруклина.

— Мой брат из Нью-Джерси. Жил там в пригороде. И его нельзя назвать неудачником. Сюда его привели совершенно другие причины: там он идеально вписывался в свое окружение и чувствовал себя прекрасно.

— Так по каким причинам он явился сюда? На него оказывалось давление? Или же его угнетала напряженная обстановка в обществе? Личные проблемы? Грозящая ему опасность? Тогда он настоящий мешу гене — сумасшедший. Ты единственный, кто в своем уме, ты единственный нормальный еврей, живущий в Лондоне с женой-англичанкой, еврей, который даже не собирается делать обрезание своему сыну. Ты говоришь: я живу в этом времени, я живу в этом мире, и исходя из этого я строю свою жизнь. Когда зарождалась наша страна, у всех была одна цель: здесь евреи должны чувствовать себя нормальными людьми. Вместо этого мы стали осаждаемой со всех сторон еврейской тюрьмой. Вместо этого мы стали странноприимным домом par excellence[39], где может процветать любой тип сумасшествия, какой только способен изобрести еврейский гений!

Уже смеркалось, когда мы пошли назад, к машине. Там нас поджидал смуглокожий, крепкого телосложения человек лет тридцати — тридцати пяти, незатейливо одетый в светлые слаксы и белую рубашку с короткими рукавами. Рядом с ним стояли его жена и маленький ребенок. Я догадался, что Шуки, необдуманно поставив свой автомобиль под углом на тротуаре, загородил выезд для других машин. Увидев, что мы приближаемся к нашему «фольксвагену», мужчина начал орать на нас, потрясая кулаками. Меня это удивило, и я даже подумал, что он — израильский араб. Его ярость была беспредельна. Шуки тоже повысил голос, чтобы перекричать его, но в моем приятеле не было настоящего гнева, и, пока разозленный водитель вопил благим матом, размахивая кулаками у нас перед носом, Шуки открыл дверцу машины, чтобы я сел.

Когда мы отъехали, я спросил Шуки, на каком языке ругался этот парень — на арабском или на иврите?

— На иврите, — засмеялся Шуки. — Он еврей, такой же как ты, Натан. Ну конечно же на иврите. Знаешь, что он мне сказал? «Глазам своим не верю! Еще один осел-ашкенази![40]Каждый ашкенази, которого я встречаю на своем пути, — тупой осел!»

— А откуда он родом?

— Не знаю. Может, из Туниса. Может, Алжир, Касабланка. Ты не слышал, кто приезжает сюда на постоянное поселение? Евреи из Эфиопии. Люди вроде Бегина так отчаянно стараются сохранить память о древних мифах, что даже начинают тащить сюда черных евреев. Некоторые из репатриантов настолько плохи, что прямо с самолета их уносят на носилках и в срочном порядке отправляют в больницу. Многие не умеют ни читать, ни писать. Их надо учить, как повернуть краник, чтобы текла вода, и как закрыть краник; они не умеют пользоваться туалетом и не понимают, что такое лестница.

Они не имеют представления о технических достижениях нашего времени, продолжая жить так, будто в своем развитии застыли на уровне века тринадцатого. Но через год, уверяю тебя, они будут считать себя израильтянами и будут во весь голос кричать о своих правах и устраивать сидячие забастовки; очень скоро эти репатрианты будут называть меня ослом-ашкенази, потому что я неправильно припарковал машину.