290 миллионов лет назад и далее - Николай Пономарев

Мужчины взялись за рубку втроем. Боббе принимал сигнал, а Жанна и Лиза занимались плетением паруса. Хвощ был не лучшим материалом для этого, но, подсушивая и размачивая стебли, удавалось их переплетать. Правда, очень уставали пальцы, и вскоре на них появились мозоли, что не останавливало ни Жанну, ни Лизу. Хоть дядя Саша и сказал, чтобы они не спешили, всё равно хотелось закончить работу побыстрее. К тому же пришлось прерваться, чтобы набрать стробилы хвощей и запечь их на обед.

На заросшем берегу реки стоял обычный туман, чуть развеивавшийся к полудню и особенно густой вечером и утром. Лиза спускалась к реке вместе с Жанной, стараясь не отходить, но, конечно, никаких человеческих силуэтов тут больше не было. Правда, однажды послышались звуки, напоминающие квохтанье, но они принадлежали какому-то земноводному или двоякодышащей рыбе. Лиза опустила распухшие, натёртые до пузырей пальцы в воду, но речная вода, прохладная в горах, здесь, на мелководье, уже успела прогреться и не уняла боль, только слегка пощипала в содранных местах. А ещё Жанна сказала, что животное в зарослях может сослепу принять пальцы за червячков или личинок и схватить их. Ловить рыбу на свои пальцы Лизе совсем не хотелось.

Парус в проекте Жанны был рейковым. Следовательно, нужны были рейки, по-морскому – латы, собирая которые, можно было уменьшить площадь паруса, а их вес хорошо расправлял тяжёлые, плетённые из грубых волокон паруса. С передней стороны рейки скреплялись вместе, а сзади расходились подобно вееру. Дядя Саша, оставив Арнольда и Бена рубить дерево, кремнёвым ножом выстругивал из молодых вальхий рейки, плёл для паруса верёвки из кожи и волокон хвоща и вырезал шипы для закрепления реек.

– Саша, ты как тут и родился, – говорила ему Жанна.

– Жанна, я обучаемый, – беря новую заготовку, с усмешкой отвечал дядя Саша, только что неловким движением ножа сломавший рейку.

Жанна смотрела на его работу с нежностью, улыбалась и принималась дальше плести, чтобы через полчаса сказать ещё какой-нибудь пустячок.

«Романтично», – думала про себя Лиза, вслух похихикивая над их беседами.

Потом пришёл Арнольд, случайно потянувший руку. Дядя Саша посадил его плести снасти для проа, а сам отправился рубить. На Арнольда Жанна смотрела то с жалостью, то с презрением, но чаще всего равнодушно. Конечно, она не простила ему предательства, и его присутствие рядом было ей куда менее приятно, чем Сашино. Впрочем, у Арнольда выстругивание шло даже лучше. Наверное, среди его предков когда-нибудь был замечательный столяр, и навыки как-то передались Арнольду. Но если бы он даже в сто раз превосходил дядю Сашу в чём угодно, для Жанны это был не аргумент. Арнольд был предателем, и любила она совсем другого.

– Когда вернёмся, – мечтала Жанна, разрезая вдоль очередной стебель и разминая в пальцах, – поеду на море, туда, где есть чайки. На Командорские острова, например, или на остров Тристан-да-Кунья. Сяду у берега и буду слушать, как они кричат.

– Они очень шумные и надоедливые, – сказала Лиза, которая недолюбливала чаек.

– Пусть, может быть, мне именно земного шума и не хватает. Когда мы летали прошлый раз, всё это не так бросалось в глаза. Я занималась замерами воздуха и воды и почти не видела того, что происходит вокруг. Вылетели на челноке, изучили местность, прилетели. Один раз всего и заночевали на Земле. Саше захотелось. Но у нас с собой была земная музыка. А сейчас вокруг только ранний пермский период: стрёкот насекомых, всплески рыбы, ветер и хруст палок под ногами.

– Жанна, а напиши книгу, – посоветовала ей Лиза. – О том, как ты скучала по музыке и чайкам.

– Нет, Лиза, – ответила Жанна, – напиши лучше ты. О том, как школьница ловит палеозойскую рыбу.

Лиза вздохнула.

– Пожалуй, я буду скучать. Всё-таки тут очень здорово, потому что нужно полагаться только на себя и всё от тебя зависит.

– Бип-бип, – вставил Боббе.

– И от Боббе, – продолжила Лиза. – А дома даже под кексы специальная мука, ягоды в морозильнике, духовка и формочки.

– Знаешь, я бы обошлась без растирания кореньев в муку, охоты на стрекоз и плетения паруса, – сказала Жанна. – У тебя вон уже кровь течёт из лопнувшей мозоли.

Лиза слизнула солоноватую кровь с пальца и продолжила плести.

– И без чаек я не могу! – добавила Жанна.

– Зато героизм, – вставил Арнольд.

– Слышь, вы, Арнольд! – Жанна выговорила его имя с таким презрением, что тот заметно поник. – Вы нас втянули в это безобразие, так уж сиди тихо. Если бы я писала про всё это книгу, тебя бы выписала таким мерзким, уж будь уверен. Я и в рапорте напишу всё как было. Да и о чём писать, когда внутренние камеры Центра тебя во всей красе записали. С пистолетом. Я бы на твоём месте никогда обратно не возвращалась. Так что сиди и молчи. Понял?

Арнольд молча сопел и смотрел на Лизу в надежде на её защиту. Лиза промолчала. Жанна, конечно, жёстко сказала, жестоко. Но она была права.

– Посмотри, Лиза, кажется, наш монстр обиделся, – добавила Жанна, но Лиза и ей не ответила.

Лишь Боббе пару раз пикнул. Но и он дальше молчал. Арнольд хоть и дулся, но строгал и вырезал быстро. К заходу солнца каркас паруса был готов, хоть сейчас прикрепляй к мачте, а вот с деревом вышла заминка. Каменные топоры рубили не так бодро, как стальные. К вечеру дерево ещё стояло.

– Эх, нам бы ещё пару часов в сутки, как в наше время, и успели бы срубить, – вздыхал Бен. – Двадцать два часа для старины Бена мало.

– И шесть минут, – добавил Арнольд.

– Это дела не меняет, – ответил Бен, привалился к поросшему мхом стволу кордаита и немедленно уснул.

Только к середине следующего дня они смогли подрубить ствол так, что находиться рядом с ним стало опасно, но падать он всё равно не хотел. Лиза принесла мужчинам воды и обычные уже стробилы, которые запекла сама, пока Жанна обрабатывала кромку полотна паруса.

Сидя поодаль, они смотрели на дерево примерно так же, как вчера Жанна на Арнольда.

– Подождём ветра, – сказал Бен. – Уж очень старине Бену не хочется превратиться в лепёшку, не поквитавшись.

– А ветром свалит? – спросила Лиза.

– Конечно, – ответил Бен. – Свалит немедленно. Только, как назло, штиль.

– А давайте обложим дерево сухими ветками и разожжём костёр, – подал идею Арнольд.

– Хм, – сказал дядя Саша. – Это можно.

– Ух ты! – воскликнула Лиза и первой рванулась собирать сухие ветви.

– Постой! – схватил её за руку дядя Саша. – Даже и не думай приближаться к дереву. Это опасно.

– Хорошо, – согласилась Лиза. – Я буду только собирать ветки.

Вскоре эта часть леса пермского периода напоминала современный парк, прибранный роботами-лесничими. Весь сухостой, все ветки и даже часть сухой хвои и листьев, лежавших на залитых солнцем прогалинах, даже густой влажноватый мох – словом, всё, до чего могли дотянуться пришельцы из будущего, сложили к подножию одного-единственного псигмофиллума. Возможно, так древние люди приносили священным деревьям жертвы. Мох, принесённый в жертву Лизой, как оказалось, хорошо действовал на пальцы, пострадавшие от жёстких стеблей хвощей. Наверное, в нём были вещества, которые облегчали боль от содранных мозолей. Спрашивать, так ли это, она ни у кого не стала, а просто отрывала мох от стволов, погружала в него пальцы. Потом тихонько, пока никто не видит, пробиралась к дереву и пихала этот мох между веток или просто бросала, если за ней смотрел дядя Саша.