Расчет с прошлым. Нацизм, война и литература - Ирина Млечина

Необходимо иметь в виду, что все почтовые отправления – с фронта и на фронт – подвергались цензуре, и отправители это знали, поэтому они большей частью не называют полностью своих имен и мест пребывания, хотя процитированные письма нередко нарушают цензурные правила. Так, одна женщина, которая сообщает своему адресату, что реальные сведения о положении на фронтах получает из «черного» (то есть запретного, тайного) передатчика, и парень в солдатской форме, который пишет близким, что он «знал, что в России будет не просто, но что будет так тяжело, он все же «не думал», – рискуют жизнью.

Впрочем, как уже говорилось, те, чьи письма приводятся в этой книге, все равно погибли. Потому-то их корреспонденция и была найдена…

Общая тональность даже тех небольших отрывков, которые здесь приведены, за малыми исключениями, касается того, как тяжело приходилось немцам в военной форме в России. По сравнению с Францией, например, как отмечается в одном письме, это просто ад. «Великий фюрер», заведший их туда, не подозревал, каким будет отпор, в каких ожесточенных боях будут гибнуть пошедшие за «приключениями» молодые люди. Здесь уже упоминался роман о «Вернере Хольте» (таких произведений в обеих Германиях было в свое время немало). Юному Хольту, мечтавшему об «опасной», но «интересной» жизни, суждено пережить сокрушительное разочарование – миф о «приключениях» оказывается замешанным на крови, вера во «фронтовое товарищество», противопоставленное унылой скуке цивильного бытия, – ложью, главный кумир – преступником такого масштаба, какого еще не знала история. Обнаруживается полное несовпадение представлений и надежд с подлинной картиной войны, в которую вовлечены эти молодые люди. Реальность фронтовых будней, да еще в чужой стране, оказывается невыносимой – собственно, об этом почти все приведенные, хотя и в коротких фрагментах, письма. Преданные и обманутые (а нередко поначалу полные энтузиазма) понимают, что оказались на краю бездонной пропасти. Те, чьи письма здесь цитируются, в эту пропасть рухнули и остались в ней навсегда…

Но упомянутые вначале строки, рисующие бесславное завершение военной авантюры, как оно виделось гражданам Германии в апреле и мае 1945 года, и те несколько писем, которые показывают атмосферу самой войны глазами людей в военной форме, – это только крошечная часть той истории, которую пережила страна, вставшая на опасный путь военных завоеваний, кровопролития, всего того, что ассоциируется с нацистским двенадцатилетием. В результате господства нацистского режима Германия была низвергнута в бездну. Едва ли можно подсчитать культурные, духовные, нравственные (не говоря уж о материальных) потери, которые понесли в те годы немцы.

Фашизм, развязавший Вторую мировую войну и принесший человечеству неисчислимые страдания, привел страну к политической и экономической катастрофе. В руинах лежали не только немецкие города – вся жизнь, по существу, была разрушена. Казалось, впереди нет ничего, кроме выжженной земли и руин – в прямом и переносном смысле слова. Обесценение навязанных нацизмом идеологических представлений, чувство полнейшей духовной изоляции, отрыва от мировой культуры, отъединенности от собственных традиций – все это рождало специфическое жизнеощущение, выразившееся в формуле «нулевого часа». И хотя позднее стала ясна ее метафорическая преувеличенность, в тот первый послевоенный период она точно выражала духовную ситуацию, в которой находились люди, и особенно интеллигенция, к западу от Эльбы.

Понятие «час нуль» включало признание полного краха, отсекавшего настоящее от прошлого. Чтобы иметь будущее, необходимо было осмыслить не только глубину падения, но и понять, как и почему все произошло, как оказалась Германия в пучине варварства. Слова известного социолога и философа Теодора Адорно о том, что после Освенцима нельзя «писать стихи», были афористическим откликом на события войны и фашизма, выражением безграничного ужаса перед масштабом нацистских злодеяний. И первое, что предстояло сделать, – проанализировать произошедшее, вникнуть в его причины и признать свою вину.

Итак, чтобы разобраться, почему все так кончилось, надо вернуться как минимум на двенадцать лет назад, в 30 января 1933 года, когда 85-летний фельдмаршал фон Гинденбург передал главе национал-социалистической рабочей партии (НСДАП) Адольфу Гитлеру самый высокий пост, который только мог передать: пост рейхсканцлера.

Гитлер пришел к власти как глава коалиционного правительства. Гинденбург и его окружение настаивали на том, чтобы во вновь созданном кабинете у Гитлера, которого рейхспрезидент за глаза именовал «богемским ефрейтором», не было большинства. Но дело в том, что в результате интриг и закулисных махинаций Гитлер оказался единоличным властителем. Одна из интриг заключалась в том, что бывший рейхсканцлер Франц фон Папен, отличавшийся крайне амбициозными планами, помог Гитлеру, уговорив Гинденбурга назначить фюрера НСДАП главой кабинета.

В романе Бёлля «Бильярд в половине десятого», одном из самых значительных произведений послевоенной литературы ФРГ, персонажи условно разделены на «агнцев» и «буйволов»; последние воплощают тупую брутальную силу. Так вот, главным «буйволом» там назван именно Гинденбург – за ту роль, которую он сыграл в продвижении «богемского ефрейтора» на вершину власти.

Вступлению Гитлера в должность способствовали и объективные обстоятельства, требовавшие, по мнению различных слоев общества, «сильной руки»: проигранная война, «версальский позор», т. е. договор, ставший родовой травмой Веймарской республики и питательной средой для демагогов, требовавших его отмены, экономическая разруха, инфляция, кардинальные изменения общественного, психологического, нравственного климата, мировой кризис, отсутствие демократической традиции и стойкая неприязнь большинства населения к веймарской демократии.

В результате этих политических и экономических факторов, а также благодаря вышеупомянутым закулисным махинациям, Гитлер сосредоточил в своих руках рычаги власти, причем в качестве представителя самых разнообразных кругов и групп населения: он пообещал всем то, чего они хотели.

Своим давним сторонникам он посулил «работу и хлеб», которых будет в достатке, если ему дадут завершить «национальную революцию». Промышленников он привлек перспективной военных заказов. Не случайно в романе уже упоминавшегося Генриха Бёлля «Групповой портрет с дамой» отец героини предприниматель Груйтен быстро понял, что настало время наживаться на этих самых военных заказах. С 1933 года дела его идут вверх, с 1935-го – «круто вверх», с 1937-го – «вертикально вверх». Он начал «нанимать специалистов по строительству крепостей и бункеров» еще до того, как реально мог «пустить их в дело»: он был человек с интуицией. Поняв, что нацисты придут к власти, он сразу осознал, что «запахло бетоном, миллионами тонн цемента, бункерами и казармами», притом «казармами для двух миллионов солдат как минимум». Он уяснил, что грядет милитаризация и, главное, война – понял задолго до ее начала. И он развил бурную активность, множа свой капитал на все тех же военных заказах.

Гитлер соблазнял разные слои населения возможностью продвижения. Рейхсвер, т. е. тогдашнюю армию, он увлек перспективой роста по службе в связи с большими военными планами, чиновников – примерно тем же, только в цивильной жизни. Иначе говоря, он пообещал «всем всё». Рабочим он первого мая преподнес подарок в виде оплачиваемого «Дня национального труда» и после этого немедленного распустил профсоюзы. Своей солдатне, штурмовикам, он доставил удовольствие, санкционировав первый антиеврейский погром. Он быстро заключил конкордат с Ватиканом. Спустя год он пожертвовал своей «партийной армией», теми самыми штурмовиками, включая одного из первых соратников Эрнста Рёма, и тем самым дополнительно привязал к себе рейхсвер (позднее – вермахт), т. е. регулярную армию, в то же время предоставив особые полномочия собственной «партийной полиции», усилив ее, и «преторианской гвардии» СС, которой поручил выслеживать и истреблять внутреннего врага.