Робинзонетта - Эжен Мюллер

Мгновение спустя она уже шла рядом с Мартеном по направлению к деревне. Через несколько минут они вместе подошли к гостинице «Белый Мул», у входа в которую толпились мужчины и женщины; все они начали перешептываться, многозначительно поглядывая на Мари.

Так как по дороге Мартен рассказал ей, что господин Гризоль пользуется репутацией жадного человека, преследующего только свои интересы, которого не интересует ничего, кроме того, что можно перевести в звонкую монету, то Мари испугалась. Ее страх только усилился, когда на вопрос старого сторожа, где господин Гризоль, ему ответили, что он находится в общем зале, причем вместе с господином Гюро.

– Ну что же, пойдем! – сказал Мартен.

Мари собрала все свое мужество, стараясь сохранить твердость духа, но она чувствовала, как невольная дрожь пробегает по ее телу.

Они вошли. Толпа любопытных последовала за ними и остановилась на пороге зала, в котором все столы были заняты пьющими вино или играющими в карты мужчинами.

Мари с удовольствием заметила, что господин Гюро сидит спиной к двери, что избавляло ее от его сурового взгляда. Однако угрюмое выражение лица сидевшего против него господина тоже не обещало ничего радостного.

Несмотря на то, что оба собеседника были, по-видимому, погружены в очень оживленный разговор, Мартену не стоило большого труда привлечь внимание господина Гризоля.

– А! – сказал тот хриплым голосом, который неприятно резанул слух Мари. – Вот она, маленькая чудачка, которой пришло в голову поселиться в моем владении без моего позволения и к тому же ни сантима не платить за аренду. Как она удобно устроилась!

Маленькие серые глазки старого владельца бросали на девочку сердитые взгляды. Мари смутилась при первых его словах, но потом, гордо подняв голову, сказала:

– Боже мой! Я ведь не знала… Но, раз уж вы заговорили о плате за жилье, то, если это будет не слишком дорого…

– Что?.. – воскликнул господин Гризоль, и его возглас выражал скорее изумление, чем гнев; на какое-то время он как бы углубился в размышления, а потом снова воскликнул, ударив кулаком по столу: – Что, что она говорит? Ах, черт возьми, она что, сама диктует мне условия?..

– Простите, если я вас рассердила, – ответила Мари, – но я сказала это, потому что вы сами…

– Нет, как вам это нравится! – воскликнул сердитый владелец. – Она еще настаивает. Честное слово, я еще должен буду извиняться перед ней; это, право, удивительно!

Бледная, смущенная Мари потеряла всю свою твердость духа. Крупные слезы покатились по ее щекам, она закрыла лицо руками.

Присутствующие при этой сцене изумленно поглядели друг на друга; многие кумушки сострадательно подняли глаза к небу.

– Ну, ну, ну! – продолжал господин с серыми глазами. – Вот еще, слезы! Прошу вас, поскорей уберите эту плаксу! У меня веселый нрав, и я не люблю, когда меня расстраивают. Мне нужно было сказать несколько слов этой бродяжке, но я скажу это вам, Мартен: если до вечера она не освободит жилище, которое осмелилась занять без моего позволения, то вы сами знаете, что должны сделать – без дальнейших церемоний. Я думаю, мне не надо объяснять вам, в чем состоит ваша обязанность. Вы слышали, не правда ли?

Маленькие серые глазки старого владельца бросали на девочку сердитые взгляды.

– Да, господин Гризоль! – пробормотал взволнованный Мартен.

– Тогда дело кончено! Ни вам, ни этой плаксе больше нечего здесь делать, – и господин Гризоль подтвердил свои слова многозначительным жестом.

– Пойдем отсюда!.. – сказал Мартен, нежно дотрагиваясь до плеча Мари, которая машинально, все еще прикрывая лицо ладошками, направилась вслед за ним к выходу.

Уходя, она успела услышать, как господин Гризоль сказал:

– Ну что, значит, контракт заключен?

Господин Гюро ответил ему:

– Да.

– Подпишите.

До ее слуха донесся также неодобрительный ропот сидящих за столами мужчин; когда она дошла до порога, ее тотчас же окружили женщины, стоявшие у выхода, и, обнимая и лаская ее, наперебой стали предлагать ей приют.

Несмотря на то, что все эти выражения сочувствия могли отчасти смягчить причиненную Мари обиду, бедная девочка не могла без ужаса думать о том, что вся ее счастливая, независимая жизнь так неожиданно и безжалостно разбита. И как бы дружелюбно ни относились к ней окружающие, она поторопилась ускользнуть от них, чтобы на свободе подумать о своем положении.

– Благодарю, – говорила она одним. – Посмотрим еще! – говорила она другим, как бы извиняясь и стараясь выбраться на дорогу.

Но вдруг послышался голос господина Гризоля, который на этот раз как-то по-другому – радостно и весело крикнул:

– Сторож! Послушайте-ка! Что, девочка не ушла еще? Скажите ей, чтобы она вернулась, мне надо сказать ей еще кое-что. Приведите ее обратно!

– Слышишь, девочка! – сказал Мартен, останавливая Мари. – Господин Гризоль требует тебя обратно.

– Чего он хочет от меня? Зачем мне возвращаться? Он мне все уже сказал. Нет, не пойду!

– Кто знает, может быть, лучше вернуться? – ответил сторож, почти силой удерживая пытавшуюся убежать Мари. – Пойдем!

И он заставил девочку вернуться в гостиницу.

Господин Гризоль стоял на своем месте у стола; он только что опустил в карман гербовую бумагу, а на лице его играла какая-то сложная улыбка – добродушная, когда он направлял свой взгляд на девочку, и презрительная, когда он косился в сторону господина Гюро; последний смотрел на него с тревожным удивлением. Все присутствующие, следившие за этой сценой, ничего не понимали и как будто спрашивали друг у друга объяснения – что происходит?

– Да, так и будет, – с живостью говорил господин Гризоль, – я не хочу скрывать, что эта девочка мне нравится, и я намерен что-нибудь сделать для нее… Я так решил, и кто может помешать исполнить мое намерение? Я теперь полный хозяин своих владений и думаю…

В этот момент в зале появилась Мари. Дружелюбно протянув руку в ее сторону, он продолжал:

– Подойди, девочка, подойди! Сядь здесь, рядом со мной… Знаешь, ты мне очень нравишься!..

Потом он обратился к присутствующим со следующими словами:

– Судите сами, вы все: вы слышали, как она ответила мне: «Если это будет не слишком дорого!» Вот это толковый, деловой разговор! Бедная, покинутая всеми малютка, которая – без гроша, ничего не имея за душой, – зимой поселяется в развалинах, а осенью без малейших колебаний спрашивает владельца: «Сколько вам, добрый старичок, причитается за наем ваших развалин?» Ну, и что вам еще надо? Это покорило меня – меня, знающего толк в делах. Вот молодец девочка, говорю я, она заслужила, чтобы я похвалил ее при всех… Твою руку, девочка! Дай поцеловать тебя… Что же ты? Почему нет? Подойди ко мне, я хочу поцеловать тебя!