Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым - Уильям Дерезевиц

Хуже всего то, что я был вынужден проводить время в компании крайне неинтересной героини. Фанни Прайс – бедная родственница, которую в возрасте десяти лет удочерила семья ее богатого дяди. Ошеломленная великолепной обстановкой нового дома в поместье Мэнсфилд-парк, подавленная самоуверенностью и красотой четырех кузенов и кузин, малышка выросла безропотной и пугливой девицей, слабой телом и душой. Она не обладала ни смелостью Эммы, ни остроумием Элизабет, ни искренним жизнелюбием Кэтрин Морланд и, кажется, просто не умела быть счастливой и радостной.

Покорность Фанни можно объяснить и оправдать, но временами мне чудилась в ней скрытая агрессия. Когда братья и сестры Фанни, желая развлечься с друзьями, решили поставить домашний спектакль (кстати, обычное дело для семьи Остин; когда Джейн росла, в их доме часто устраивали представления), девушка наотрез отказалась участвовать в такой, якобы непотребной, затее. Однако просто держаться в стороне ей было недостаточно. Похоже, ее брала досада при одной мысли о том, что остальные радуются:

Вокруг нее каждый был весел и деятелен, упоен собственной значительностью и собственными успехами, у каждого был свой интерес, своя роль, свой костюм, своя любимая сцена, свои друзья и союзники, все были заняты, совещались, сравнивали или находили развлеченье в шутливых причудах. Она одна была печальна и никому не нужна; ни в чем не участвовала, могла уйти или остаться, могла окунуться в их шум и суету или удалиться… и никто ее не замечал и ни разу ее не хватился[23].

Меня так и подмывало воскликнуть: «Невелика потеря!» Фанни не просто жалела себя. Это была ее модель поведения, постоянная маска великомученичества, мол, не тревожьтесь обо мне, я посижу одна в темном углу. Однако, когда Фанни тихонько бродила, наблюдая за репетициями, ей «казалось, что она извлекает из этой затеи ничуть не меньше невинного удовольствия, чем любой из участников». «Невинное удовольствие» – верный признак ее лицемерия, которым она отгораживалась ото всех. Сначала Фанни получала наслаждение, наблюдая за репетициями пьесы, а затем – от порицания ее.

В свои восемнадцать лет Фанни по доброй воле оставалась той маленькой девочкой, которая когда-то впервые переступила порог Мэнсфилд-парка. Даже в «Восточной комнате» – ее собственных тесных владениях под крышей, – служившей когда-то классной комнатой в доме Бертрамов, до сих пор стояла детская мебель. Словосочетание «невинное удовольствие» подобрано верно. Пьеса (романтическая история под названием «Обеты любви») неприятна героине, потому что репетиции становятся чудесным предлогом для флирта между актерами. Сталкиваясь со взрослым миром чувственности, правильная, приличная, пристойная, порядочная и педантичная Фанни просто не знала, как себя вести. В довершение всего наша героиня не любила читать романы; она считала их слишком уж пикантными и развязными.

Но приходится признать, что прочие обитатели Мэнсфилд-парка оказались ничуть не лучше, а даже хуже, чем Фанни, у которой, помимо недостатков, имелись все же и достоинства. Да, она жалела себя, но была готова к самопожертвованию. Была пассивна, но терпелива, бескорыстна и уступчива. Поведение остальных домочадцев можно назвать в той или иной степени отвратительным. Дядя Фанни, сэр Томас Бертрам, – сухой и властный глава семейства, чье присутствие угнетало всех в Мэнсфилде. (Только его отъезд по делам позволил молодежи устроить домашний спектакль.) Супруга сэра Томаса, леди Бертрам, вялая и бесполезная особа: «нарядно одетая, она целыми днями сидела на диване и занималась каким-нибудь бесконечным рукодельем… думая при этом все больше о своем мопсе, а не о детях»; она была настолько мила, умна и предприимчива, насколько может себе это позволить дорогая диванная подушка.

Мария и Джулия – двуличные и капризные дочери супругов Бертрам. («Тщеславие у них было такого превосходного свойства, что казалось, они полностью его лишены», – описывала их Остин.) Старший сын Том – безответственный повеса. И, конечно, самый гадкий персонаж во всем творчестве Остин – сестра леди Бертрам, язвительная, жадная, подлая миссис Норрис. Женщина, которая после смерти мужа «утешилась мыслью, что прекрасно может обойтись без него», и которая, словно злобная мачеха, изводила Фанни: «И помни, где б ты ни оказалась, ты должна быть тише воды, ниже травы». Одним словом, вся семья Бертрамов обращалась с приемной девочкой ничуть не лучше, чем с прислугой, – если вообще замечала ее существование.

Впрочем, нет, не вся семья. Младший сын Эдмунд, добрый и внимательный юноша, был оазисом порядочности в этой пустыне эгоизма. Но и к нему моя душа не лежала; он был такой же невыносимо правильный и благопристойный, как Фанни. Собственно говоря, именно он, любимый кузен и обожаемый старший друг и наставник, воспитал в девушке эти качества. К тому же Эдмунд и сам был склонен к лицемерию. Поначалу он тоже возражал против пьесы, однако быстро передумал, когда понял, что репетиции дают ему возможность ухаживать за той, в которую он, кажется, влюбился. Ничего дурного юноша, конечно же, не замышлял. Просто в постановке не хватало одного актера, и Эдмунду пришлось согласиться выйти на сцену, чтобы тем самым помешать вопиющему намерению брата – пригласить на эту роль едва знакомого джентльмена. И так уж получилось, что Эдмунду выпало играть в паре с девушкой, к которой он испытывал нечто большее, чем просто интерес.

Дело в том, что Остин ввела в роман еще двух молодых людей. Появление Генри и Мэри Крофордов, гостивших в Мэнсфилде у сводной сестры – жены тамошнего священника, – привнесло в ход событий то, чего, по моему мнению, так не хватало; их приезд подобен порыву свежего ветра в затхлом царстве Мэнсфилд-парка. Энергичный и обходительный Генри обладал хорошим вкусом и даром рассказчика, знал о жизни куда больше Тома, стоял на своем куда тверже Эдмунда, и с ним было куда интереснее, чем с любым из братьев. Что до его «необыкновенно хорошенькой» сестры, то она (резвая и пышущая здоровьем, кокетливая, остроумная и независимая), как никто другой, напоминала мне Элизабет Беннет. «Я очень крепкая», – сказала Мэри, спрыгивая с лошади. «Меня никогда ничто не утомляет, кроме того, что мне не по вкусу». Она даже позволяет себе весьма дерзкие высказывания. Так, она надменно заявляет: «Жизнь в доме дяди, конечно же, свела меня с кругом адмиралов» (Генри и Мэри Крофордов вырастил и воспитал дядя-адмирал), а затем выдает пикантный каламбур[24] на тему сексуальной ориентации офицеров британского военно-морского флота.

Крофорды были богаты и независимы; деньги давали им внутреннюю свободу, невиданную прежде в тягостной атмосфере Мэнсфилд-парка. Их приезд оживил как семейство Бертрамов, так и сам роман. Пешие и конные прогулки, поездка в соседнее имение, спектакль: внезапно все завертелось, закружилось. Фанни, естественно, была взволнована и возмущена. Эти люди, их представления о том, как нужно проводить время (сама Фанни предпочитала спокойно сидеть), были ей не по душе. А когда Мэри и Эдмунд увлеклись друг другом – его спокойный уравновешенный характер притягивал мисс Крофорд как магнит, – нашу героиню охватила жгучая ревность.