Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым - Уильям Дерезевиц

Знание, культура, эго. Пусть мои представления о знакомстве с произведениями литературы или искусства были глубже отцовских, во времена аспирантуры я все-таки жил еще по его установкам. Это могли бы подтвердить все мои ученики-первокурсники, не говоря уже о девушке, в которую я был влюблен в то лето перед устными экзаменами, или подружке, с которой я встречался в период знакомства с «Эммой». Но теперь, благодаря другому «отцу», с которым я так боялся сблизиться, переезжая на новую квартиру, я начал мыслить иначе. Я получил новые представления об образовании, новый взгляд на то, что значит быть человеком культуры – и вообще, настоящим человеком. Не обязательно быть самоуверенным, чтобы быть сильным; незачем подавлять людей, чтобы добиться от них уважения. Настоящие мужчины не боятся признать, что им есть чему поучиться – даже у женщин.

Именно Остин смогла подвести меня к размышлениям о знании и образовании. Она терпеть не могла невежества; ценила людей, которые много знали и могли поддержать интересную беседу, тех, кто был в курсе того, что происходит в мире, и мог разумно об этом рассуждать. Остин высмеивала людей, делавших чрезмерный упор на образовании детей и самообразовании, если это сводилось к бездумному заучиванию фактов. Сестра Элизабет Беннет, Мэри, была не просто скучна – она была глупа. Отец дразнил ее:

– А ты, Мэри, что думаешь по этому поводу? Ты ведь у нас такая рассудительная девица, читаешь ученые книги и даже делаешь из них выписки.

Мэри хотела сказать что-нибудь глубокомысленное, но ничего не смогла придумать.

Что касается общепринятых рамок образования в те времена (особенно тех крох, что были доступны девушкам), то Остин высказала свое мнение об этом в маленькой поэме под названием «Об Университетах»:

Наш Кембридж и Оксфорд – хранители знаний, Вся мудрость сокрыта в стенах этих зданий. Ведь каждый вошедший немного отдал, Но кто видел тех, кто хоть каплю забрал?

В письме к Кассандре, навещавшей друзей в соседнем поместье, Джейн злословит:

Леди, что прочли все эти невероятно великолепные и глупые издания ин-кварто, которые всегда можно видеть в утренней гостиной, должно быть, знают о мире все. Я ненавижу формат ин-кварто. Книга капитана Пэйсли слишком хороша для Общества этих дам. Они не поймут мужчину, который доверил свои Мысли томику ин-октаво.

Формат ин-кварто использовался для так называемой «серьезной» литературы; издания, которые выходили в формате ин-октаво, были в два раза меньше по размеру и куда менее напыщенны. Что же касается книги капитана Пэйсли «Размышления о военной политике и военных учреждениях Британской империи», то Остин писала о ней: «книга, которую я отклонила поначалу, но после нашла великолепно написанной и в высшей степени занимательной». Исходя из этого, мы можем сделать вывод, что писательнице была не чужда любовь к серьезным сочинениям жанра нон-фикшн, а также что Джейн судила, насколько книга интересна, по тому, как она была написана. Ее неприязнь к формату ин-кварто была вызвана не содержанием подобных изданий, а их тяжеловесностью во всех смыслах.

Естественно, превыше всего она ставила романы. Пусть это было немодно; романы считались слишком банальными, предназначенными только для женщин. Но Остин ревностно защищала их. Описывая Кассандре новую библиотеку, открывшуюся по соседству (библиотеки были частными, подписка подразумевала внесение абонентской платы), она отмечает:

Чтобы убедить нас подписаться, миссис Мартин сообщила, что в ее Коллекции не только Романы, но и другая Литература, и все такое прочее. Ей следовало приберечь свои речи для другого семейства, мы читаем Романы и не стыдимся этого, но, боюсь, благодаря им, она завоевала половину подписчиков.

В «Нортенгерском аббатстве», книге о чтении романов, Джон Торп выставляет себя жутким снобом, когда Кэтрин спрашивает, читал ли он «Удольфские тайны»: «“Удольфо”? Бог мой, увольте. Я не читаю романов. У меня достаточно других дел».

Остин уже научила нас презирать подобные ответы. Она была не против «Удольфских тайн» и схожей литературы, ей только категорически не нравились выводы, которые делали из этих книг некоторые читатели. И, чтобы ее поняли правильно, на первых же страницах «Нортенгерского аббатства», сразу после того, как говорится, что Кэтрин – поклонница романов, Джейн заявляет:

Да, да, роман, ибо я вовсе не собираюсь следовать неблагородному и неразумному обычаю, распространенному среди пишущих в этом жанре, – презрительно осуждать сочинения, ими же приумножаемые, – присоединяясь к злейшим врагам и хулителям этих сочинений и не разрешая их читать собственной героине, которая, случайно раскрыв роман, с неизменным отвращением перелистывает его бездарные страницы. …Существует чуть ли не всеобщее стремление преуменьшить способности и опорочить труд романиста, принизив творения, в пользу которых говорят только талант, остроумие и вкус. «Я не любитель романов!», «Я редко открываю романы!», «Не воображайте, что я часто читаю романы!», «Это слишком хорошо для романа!» – вот общая погудка. «Что вы читаете, мисс?» – «Ах, это всего лишь роман!» – отвечает молодая девица, откладывая книгу в сторону с подчеркнутым пренебрежением или мгновенно смутившись. Это всего лишь «Цецилия», или «Камилла», или «Белинда», – или, коротко говоря, всего лишь произведение, в котором выражены сильнейшие стороны человеческого ума, в котором проникновеннейшее знание человеческой природы, удачнейшая зарисовка ее образцов и живейшие проявления веселости и остроумия преподнесены миру наиболее отточенным языком.

Так-то вот. Что касается истории – общепризнанно «серьезной литературы», – то Кэтрин, которая ее ненавидела, отзывается о ней следующим образом: «Споры королей и пап, с войнами или чумой на каждой странице! Мужчины – ничтожества, о женщинах вообще почти не говорится – все это невыносимо». Великолепное описание, особенно вторая его часть. Эта фраза – «о женщинах вообще почти не говорится» – не случайна. Так как у женщин не было права голоса в общественных делах, о них и не упоминали – тем более об их частной жизни и переживаниях. Роман же, как литературный жанр, посвящен именно личной жизни женщин, и в дни Остин их писали преимущественно женщины; вот две причины, по которой люди так быстро откладывали романы в сторону.

История рассказывает о том, что произошло, но романы способны научить нас не менее важным вещам, поскольку говорят о том, что могло бы случиться. Первая фраза «Нортенгерского аббатства» – тонкая насмешка над готической литературой и демонстрация того, как можно обыграть условности. Однако тут скрыто кое-что еще. «Едва ли кто-нибудь, кто знал Кэтрин Морланд в детстве, мог подумать, что из нее вырастет героиня романа». Маленький первый шаг навстречу великому будущему. Кэтрин не стала героиней в общепринятом смысле, она не кружилась в вихре страстей, не пускалась в эпические странствия, о которых мы так любим читать. Ей была уготована лучшая участь.

Она открылась миру, сумев освободиться от самодовольства и цинизма, открылась новым возможностям – а для этого нужна истинная сила и храбрость – и тем самым превратила всю свою жизнь в одно большое приключение. Вот в чем, по Остин, заключается настоящий подвиг. Если вести себя правильно, жизнь будет удивлять вас ежедневно, а больше всего удивлять самого себя будете вы сами. Гусеница не в силах вообразить бабочку, ребенок не может представить себя взрослым, и никому из нас не дано познать любовь до того, как она случится. Нам не постичь глубин своей души, и мы не знаем границ собственных возможностей.