Брак с незнакомцем - Хелен Диксон

Фатима на минуту задумалась, лицо ее приобрело хитрое и довольное выражение. Она посмотрела на Тобиаса, затем на своего мужа, и в ее темных глазах мелькнула озорная искорка.

– У меня появилась одна мысль. Ведь ничто не мешает ей остаться здесь, в этом доме, пока вы в Алжире, Тобиас. Уверена, вы сможете что-нибудь придумать, чтобы объяснить ее отсутствие. – Старшая жена ободряюще улыбнулась: – Ну скажи же, Ровена, что останешься с нами. Ты доставишь нам огромное удовольствие, став нашей гостьей и позволив нам немного побаловать тебя.

Ровена почувствовала, что за экзотической внешностью этой женщины скрывается доброта и мягкость. Ее дружелюбие было настолько заразительно, что она не могла не улыбнуться в ответ. Очередной безумный порыв овладел ею, и в одно мгновение она решила согласиться – так велело ей сердце.

– Я бы с большим удовольствием осталась! – воскликнула она. Она взглянула на Тобиаса, уверенная, что он тоже согласится с гостеприимным предложением Фатимы, но по выражению его лица поняла, что эта мысль нравится ему гораздо меньше, чем ей. Он явно колебался. Думая, что сейчас он вежливо отклонит приглашение, Ровена, в попытке смягчить его, подошла к нему и положила руку ему на локоть.

Тобиас посмотрел на ее тонкие пальцы. Ему уже становилось жарко, начинало просыпаться желание – и это лишь от того, что она едва его коснулась. Он не понимал, почему она имеет над ним такую странную власть, но твердо знал одно: он хочет ее, хочет держать в своих объятиях, горячую и чувственную. Он привык, что Ровена всегда находится рядом, каждый день, что она спит подле него, в своей крохотной каютке, ночь за ночью… Он будет нестерпимо скучать по ней, если ее не будет на корабле.

– Пожалуйста, Тобиас! – взмолилась Ровена, ошибочно приняв его молчание за отказ. – Мне бы очень хотелось здесь остаться – хотя бы на сегодня. Какой от этого вред?

Видя, что его друг сомневается, на помощь Ровене пришел Ахмед:

– Ну же, Тобиас. Ей понравится в моем доме, где за ней будут ухаживать все три мои жены. – Он заметил, как глаза Ровены загорелись от предвкушения разнообразных удовольствий. – Подумай сам, друг мой. Разве не хочется ей побыть в обществе женщин, после того как она аллах знает сколько времени провела в заключении на судне, среди одних мужчин?

– Ахмед, – ласково произнесла Ровена, – вы очень добры.

– Доброта не имеет к этому никакого отношения, – возразил он. – Тобиасу известно, что я эстет и большой поклонник любого рода красоты и гармонии. Так что, если вы не хотите, чтобы я пожизненно сожалел о том, что вы не стали моей гостьей, вы должны почтить мой дом своим присутствием хотя бы на несколько дней. – Ахмед громко расхохотался и дружески хлопнул Тобиаса по спине. – Я мог бы даже сделать ее своей четвертой женой! – В густой черной бороде сверкнула белозубая улыбка.

– Забудь об этом, – резко ответил Тобиас. – Нас связывают узы дружбы, но ты уже достаточно растянул эту связующую нить. Дальше не стоит, Ахмед.

– А, я вижу, тебе бы это не понравилось, друг мой. Приношу свои сердечные извинения, если мое предложение настолько тебя растревожило.

– Скорее, это была не тревога, а несказанный ужас от одной только мысли о подобном развитии событий. В данном случае, Ахмед, я забочусь о твоем благополучии, пытаясь спасти тебя от страшной участи. У Ровены самый переменчивый, самый вспыльчивый и упрямый нрав из всех женщин на свете и к тому же настолько острый язык, что он ранит, словно настоящий нож. Я бы не пожелал такой жены даже своему худшему врагу, не то что лучшему другу.

Ахмед понимающе подмигнул и склонился к Тобиасу, желая сказать нечто предназначенное только для его слуха:

– Ты хочешь ее для себя, и я это вижу, и тебе досадно, что ее красота воспламеняет и других, а? Не будь глупцом. Если случится так, что твои дела завтра займут у тебя больше времени, чем ожидалось, – не волнуйся. Я и мои чудесные жены сделаем все, что только возможно, чтобы развлечь ее.

Жены Ахмеда повели Ровену по коридору в выложенное золотой и голубой мозаикой помещение, которое, как она скоро поняла, оказалось баней. Потолок здесь был высокий, в форме купола, а прямо посередине, окруженная тонкими витыми колоннами, находилась утопленная в пол большая ванна, также украшенная мозаикой. От воды исходил горячий пар.

Ровена ахнула от восторга. Она даже не представляла, что один дом может вмещать в себя столько роскоши. Вокруг ванны были расставлены сосуды и флаконы с маслами и мылами, а рядом лежали полотенца.

– Боже, как красиво! – с упоением воскликнула она. – Дома – то есть у нас в Англии – нет ничего подобного. Даже в самых лучших домах. Как заманчиво это выглядит. И должно быть, очень приятно купаться в такой ванне.

– А еще мы обладаем такой роскошью, как время, – то есть можем нежиться в воде так долго, как только захотим.

Прежде чем Ровена успела ответить, Шилла и Зидана, щебеча по-арабски, взялись ее раздевать, словно бы это была сама естественная вещь на свете. Она пыталась воспротивиться, но все было напрасно. Добравшись до повязки, стягивавшей грудь Ровены, девушки захихикали и начали разматывать ее, но Ровена, твердо намеренная отстоять свою скромность, положила на нее руки, не давая им дотронуться до ткани. Однако чем больше она сопротивлялась, тем громче они смеялись. Отойдя немного, Шилла и Зидана стали раздеваться сами, чтобы показать Ровене, что в их стране это совершенно обычное дело – купаться голышом вместе.

Они скользнули в ароматную ванну и принялись жестами призывать ее присоединиться к ним. Их стройные блестящие тела грациозно извивались в воде. Ровена решилась отбросить все предрассудки и на время поддаться заманчивому образу жизни. Она расслабилась и быстро сбросила с себя оставшуюся одежду. При виде ее стройного белого тела все три жены заахали в восхищении.

– Ты – прелестнейшее существо на свете! – завила Фатима. – Красивое лицо – и такая прекрасная молочная кожа. Ты само совершенство, Ровена.

Смеясь от радости, Ровена тоже опустилась в ванну и с готовностью отдала себя в ласковые руки младших жен, желавших ей прислуживать.

Когда она вышла из ванны, Фатима поджидала ее с толстым мягчайшим полотенцем. Затем она уложила Ровену на диван и начала массировать ее тело удивительно нежными руками, втирая в ее кожу странно жгучее масло, от которого Ровена совершенно расслабилась, а ее кожа засияла.

Она раскинула руки и уставилась в потолок, украшенный разнообразными изображениями, с главной композицией в середине – звезды и луна, символизирующие небеса, и солнце в центре. Ровена закрыла глаза и на миг задержала дыхание, чтобы не отпускать приятное ощущение. Ее тело, казалось, отделилось от нее самой; она чувствовала себя марионеткой, куклой, подчиняющейся тому, кто дергает за ниточки. Ее мысли сделались плавными и тягучими, в то время как о ее плоти заботились так благоговейно, служили ей так самозабвенно, что это даже трудно было вообразить. И конечно, ничего такого с Ровеной прежде не происходило.