Брак с незнакомцем - Хелен Диксон

Фигура вошедшей напоминала эротическую статую. Она была пышнотелой до такой степени, что еще фунт-другой превратил бы ее в уродливую толстуху. Однако этого не случилось. Она сумела сохранить свои формы и изгибы в нужных местах, и к тому же ее движения отличались легкостью и грацией. У нее тоже была темная кожа, однако не такая темная, как у хозяина дома, а ее губы и изящно вырезанные ноздри были несколько утолщенными.

Тобиас встал и с уважением поклонился:

– Фатима! Мое сердце сразу согрелось при виде вас.

– Вы почтили нас своим присутствием. – Она посмотрела на Ровену. – Вы и ваш товарищ. Но кто это?

– Роуэн – мой личный юнга. – Тобиас тоже посмотрел на нее и едва заметно улыбнулся, будто напоминая ей об их тайне. – Роуэн, Фатима – старшая жена Ахмеда.

Ровена распахнула глаза и против своей воли уставилась на Ахмеда, не веря услышанному.

– Старшая жена? – выпалила она, прежде чем ум приказал ей держать рот на замке. – У вас больше одной жены?

Ахмед, по всей видимости, ничуть не смутился, поскольку его губы раздвинулись в ослепительной улыбке. Напротив, изумление Ровены его, кажется, позабавило.

– Тобиас, твой юнга явно не знаком с нашими законами и обычаями. Фатима – моя первая жена, – пояснил он Ровене и с гордостью продолжил: – У меня есть еще две, Шилла и Зидана, но они не такие умные, как моя старшая жена.

Как будто они ожидали этого знака, из-за тонкой занавески появились две красавицы, каждая с подносом с угощением, и встали рядом с Фатимой. Первая, Шилла, была высокой и черной, как эбеновое дерево, с прекрасными миндалевидными глазами. Вторая, Зидана, была меньше ростом, и ее кожа имела оливковый оттенок. Ее большие карие глаза были обведены черной краской, что придавало им еще больше выразительности и яркости.

Обе были стройными, идеального телосложения. И на Шилле, и на Зидане были свободные шелковые шаровары и короткие корсажи, обтягивавшие грудь и обнажавшие животы. Их шеи украшали золотые ожерелья тонкой работы, с посверкивающими драгоценными камнями, а руки – множество тонких золотых браслетов. Лица обеих прикрывали короткие вуали – от глаз до подбородка, сделанные из прозрачной ткани.

Наслаждаясь восточными фруктами, Ровена в то же время не выпускала из вида Тобиаса. Все три жены в прихотливых позах расположились на подушках рядом с ним и весело щебетали на арабском, причем Тобиас живо им отвечал. Беседа то и дело прерывалась взрывами женского смеха, похожего на звон колокольчиков.

Он чувствовал себя замечательно, улыбался, болтал с Шиллой и Зиданой, и его глаза блестели от удовольствия – пока не встретился взглядом с Ровеной. Она смотрела на него в упор. Ее губы искривляла непонимающая, вопросительная полуулыбка, а брови хмурились. Наконец она резко отвернулась, потому что на мгновение ее охватила ревность.

Ахмед посмотрел на довольного Тобиаса, который внимательно слушал Фатиму. До этого он уже не раз заставил покраснеть Шиллу и Зидану, отпуская комплименты их красоте. Теперь его улыбка и слова предназначались Фатиме, однако глазами он постоянно искал своего личного юнгу.

Ахмед оглядел красивого стройного юношу, а затем своего друга. Он хорошо знал Тобиаса и заподозрил, что здесь кроется какая-то шутка, проказа с его стороны. Он опять посмотрел на юнца, который тоже таращился на него, с уже новым интересом. Несколько минут он молчал и раздумывал, потом заговорил:

– У меня для тебя сюрприз, Тобиас. – Ахмед улыбнулся. – Это будет в своем роде откровение и для твоего товарища.

В Ровене проснулось любопытство. Она очень любила сюрпризы, но и представить не могла, что же приготовил для них Ахмед. Однако Ровена почувствовала, как у нее по спине пополз холодок. Она сделала большой глоток вина и замерла в ожидании. Сердце гулко билось в груди.

– Роуэн вовсе не юноша.

– Что? – воскликнула Фатима и расширившимися от удивления глазами посмотрела сначала на мужа, а затем на Ровену.

Несколько мгновений Ровена тоже сидела молча, не в силах выговорить ни слова. Необходимо во что бы то ни стало выбраться из этого неловкого, глупого и опасного положения, поскольку, если другие узнают ее тайну, ее спокойному плаванию на корабле придет конец.

– Неправда! – вскричала она самым грубым, оскорбленным и негодующим тоном, который только могла изобразить, и вскочила на ноги. – Вы жестоко ошибаетесь…

Вместо того чтобы подыграть ей и сказать что-нибудь серьезное, словом, вместо ожидаемой поддержки Ровена, к своему ужасу, услышала, что Тобиас смеется. К нему присоединился Ахмед; две младшие жены недоуменно улыбались, не понимая, что послужило поводом ко всеобщему веселью.

– Ахмед, что ты говоришь? – строго спросила Фатима. Она тоже не понимала, с чего ее муж сделал столь неподобающее заявление.

Наконец Ахмед овладел собой.

– Я говорю, что наш юный гость – не тот, за кого себя выдает. Роуэн – девушка. Она ловко притворяется, у нее очень удачный костюм, и нет сомнений, она сумела обмануть всех вокруг – и тебя тоже, моя дражайшая и любимая супруга.

Фатима повернулась к Ровене, затем посмотрела на Тобиаса:

– Это правда – то, что утверждает мой муж?

Он кивнул и снова рассмеялся:

– Да, Фатима. Я знал это все время.

– Полагаю, я огорчил юную леди, – проговорил Ахмед. – Так ли это? – ласково спросил он, глядя на расстроенное лицо Ровены. Она молча кивнула. – Но я сделал это не для того, чтобы подразнить тебя, дитя.

– Вы должны простить его, Ровена, – вставил Тобиас, наконец придя ей на помощь. – Но Ахмеда и в самом деле невозможно обмануть.

– Не беспокойтесь, никто не узнает о вашей истинной сущности… Ровена, – заверил Ахмед. – Но не объясните ли вы, что заставило вас принять необычный для вас вид?

– Когда Касем захватил в плен сестру Ровены, – начал Тобиас, – она твердо вознамерилась узнать, куда он увез ее, и попытаться вернуть ее домой. Она не могла это сделать, будучи женщиной, и потому переоделась в юношу и обманом проникла на мой корабль, который был готов отплыть в Северную Африку, – о причинах, что заставили меня предпринять это путешествие, я уже рассказал. Я и сам не догадывался, что она женщина, пока не стало слишком поздно. Мы уже были в открытом море, и я никак не мог высадить ее на берег.

– Теперь и я все вижу, – сказала Фатима и откинулась на гору шелковых подушек. Она рассмотрела гостью внимательнее, отметив, что ее лицо сужается к подбородку, напоминая формой сердечко, полюбовалась на брови вразлет и – еще раз – на прекрасные сине-зеленые глаза. Да они могут менять цвет, поняла она. – Ужасная жалость, что тебе пришлось обрезать волосы, как мальчишке, но это не портит твоей прелести. Да-да, я вижу, что ты настоящая красавица. О, дитя, если бы ты оделась как женщина, все мужчины влюбились бы в тебя, лишь бросив один взгляд.

– Но меня не интересуют подобные вещи. Все, чего я хочу, – это разыскать свою сестру, и для этого я должна продолжать изображать из себя юношу… хотя, признаться, я уже начинаю от этого уставать.