Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма - Глен Кук

Госпожа же написала весь том по памяти, пока вынашивала ребенка. И ее альтернативный материал в основном получен из вторых рук. Самые сомнительные моменты ее книги я во время оформления всех путаных записей по единому образцу заменил материалом, каковой считаю более точным.

Госпожа далеко не всегда была довольна моей правкой. Костоправ же по этому поводу высказывался снисходительно.

Впрочем, главный мой недостаток – никак не могу удержаться, чтобы не поиграть словами и мыслями, отклоняясь при этом от темы. Я некоторое время общался с официальными историками из таглиосской княжеской библиотеки, и эти ребята уверяли, что в истории главное – нюансы. Будто бы ее ход может полностью измениться, если один-единственный человек будет убит случайной стрелой в незначительной стычке.

Комната, где я пишу, – пятнадцать на двадцать два фута. Места хватает и для всех моих записок, и для старых томов Анналов, и для громадного стола на козлах, за которым я работаю над несколькими замыслами одновременно. И еще остается около акра пола для Тай Дэя и дядюшки Доя.

Они с Тай Дэем, пока я пишу, читаю и выверяю, вовсю стучат учебными деревянными мечами или же с визгом лягают друг друга, при этом запрыгивая на стены. Если кто приземляется на моей территории – вышвыриваю. Они здорово наловчились – да и неудивительно, при такой-то практике, – но я полагаю, что против серьезных бойцов вроде наших, из Старой Команды, такие номера не пройдут.

Мне нравится эта работа. Куда приятнее должности знаменосца, хотя и она пока сохраняется за мной. Знаменосец всегда должен первым лезть в пекло, к тому же одна рука занята тяжеленным древком.

Я примерно так же, как Костоправ, стараюсь не упускать подробностей. А его природной язвительности просто завидую. Он утверждает, что все у него получалось так хорошо только потому, что хватало времени. В те дни, мол, Черный Отряд был всего-навсего шайкой оборванцев и всегда ускользал из-под носа у серьезных неприятностей. Теперь же мы постоянно по уши в дерьме. Мне это не нравится, Капитану тоже.

Представить себе не могу человека, которому власть, нежданно свалившаяся в руки, доставляла бы меньше удовольствия. Костоправ не сложил ее до сих пор лишь потому, что не верит, будто кто-то другой способен привести Отряд туда, где, по убеждению Старика, ему самое место.

Мне удалось прожить несколько часов, не провалившись в темный колодец прошлого. Чувствовал себя неплохо. Сари также пребывала в прекрасном настроении, как ни старалась ее мамаша испортить нам день. Я с головой ушел в работу. Мое существование в эти часы устраивало меня, как никогда.

Кто-то подошел к двери.

Сари впустила Капитана. Дядюшка Дой с Тай Дэем продолжали трещать мечами. С минуту Костоправ наблюдал.

– Оригинально.

Судя по тону, поединок не произвел впечатления.

– Это не для войны, – объяснил я. – Это фехтование одиночек. У нюень бао много таких героев – одиноких волков.

Старик и к этому остался равнодушен. Его вера в братьев, прикрывающих спину, почти религиозна.

Фехтовальный стиль нюень бао – череда кратких, но бурных периодов нападения-обороны, перемежающихся замиранием в самых причудливых позах, когда бойцы, почти не шевелясь, стараются предугадать дальнейший ход противника.

Дядюшка Дой в этом деле весьма искушен:

– Ну да, грациозно, не спорю. Почти как пляска больных хореей.

Войдя зятем в клан Сари, я был посвящен в боевые искусства нюень бао. Даже если бы не желал, не смог бы отказать дядюшке Дою. Мне эти игры не очень-то интересны, но на что не пойдешь ради поддержания мира в семействе. И вообще, это неплохие физические упражнения.

– Каждая поза и движение, Капитан, имеют название.

Как раз это я считал слабым местом. Любой боец, замкнувшийся на своих методах, неизбежно становится легкой добычей для того, кто не чурается новшеств.

С другой стороны, я видел, как в Дежагоре дядюшка Дой расправлялся с настоящими врагами.

Я перешел на язык нюень бао:

– Дядюшка Дой, позволишь ли ты моему Капитану познакомиться с Бледным Жезлом?

Они уже достаточно долго присматривались друг к другу.

А Бледный Жезл – это меч. Дядюшка называет его своей душой и обращается с ним лучше, чем с самой любимой наложницей.

Дядюшка оторвался от Тай Дэя, слегка поклонился и вышел. Через пару минут он вернулся с чудовищным клинком в три фута длиной. Бережно вынув меч из ножен, дядюшка с легким поклоном подал его Костоправу, приложил к левому предплечью, так чтобы сталь не касалась потной или жирной кожи.

Он желал убедить нас, что по-таглиосски не понимает ни слова. Тщетно. Я слышал, как он разговаривал, и вполне бегло.

Костоправ кое-что знал об обычаях нюень бао. Он принял Бледный Жезл с подобающей осторожностью и почтительностью, словно бы ему была оказана большая честь.

Дядюшка Дой это проглотил и не поперхнулся.

Костоправ взялся за двуручный эфес. Похоже, неловкость он изображал нарочно. Дядбшка Дой поспешил показать верный хват, как бывало и со мной на каждой тренировке. Старичок он подвижный: десятью годами старше Костоправа, а в движениях – ловчей меня. И отличается завидным терпением.

– Прекрасный баланс, – сказал Капитан по-таглиосски, хотя я, узнав, что он овладел и толикой нюень бао, ничуть не удивился – языки ему всегда давались легко. – Но сталь могла быть и получше.

Это он потому сказал, что лезвие показалось ему слишком узким и тонким.

– Дядюшка говорит, этому мечу четыреста лет, – поведал я, – и он разрубает пластинчатый доспех. Ручаюсь, бездоспешного человека развалит за милую душу. Не раз видел его в деле.

– В ходе осады? – предположил Костоправ, рассматривая клинок возле рукояти. – Пожалуй, ты прав. Клеймо Динь Лук Дока…

Тут глаза дядюшки сузились, на лице, обычно бесстрастном, отразилось крайнее удивление, и он тотчас потребовал любимую вещь назад. Тот факт, что Костоправ кое-что знает о кузнецах-оружейниках народа нюень бао, заметно встревожил его. Чужаки, как известно, глупы и невежественны, но этот, возможно, исключение.

Дядюшка Дой вырвал у себя прядь жидких волос и уронил поперек клинка. Результат нетрудно было предугадать.

– Можно остричь человека, а он и не заметит, – прокомментировал Костоправ.

– Бывает и так, – кивнул я. – Ты зачем пришел?

Сари принесла чай. Старик, хоть и не любил этого напитка, принял чашку. Он забавлялся, глядя, как я пялюсь на жену. Дело в том, что в присутствии Сари я не могу ни на чем сосредочиться. Как ни увижу ее, она все прекраснее. Просто не верится в собственное счастье. И я боюсь до дрожи, что этот сон однажды кончится.

«Ты, Мурген, получил сказочную награду», – говаривал Костоправ. Сари он одобрил. Чего не скажешь о ее родне. «И как тебя угораздило жениться на всем этом кубле?» Ради этого высказывания он перешел на форсбергский, которого никто из присутствовавших не понимал.