Век Екатерины Великой - София Волгина

Несколько раз откладываемая свадьба началась. Она продолжалась десять дней, и весь Петербург принял в ней участие. Город украсился арками и гирляндами, из дворцового фонтана било вино. Жареные быки, горы хлеба, столы, уставленные яствами, возвышались на площади перед дворцом, предоставляя каждому, кто захочет, возможность поесть, выпить и повеселиться.

Екатерина запомнила каждое мгновение сего судьбоносного для нее дня. В одиннадцать утра свадебная процессия двинулась к Казанскому собору, где состоялось венчание. Одетая в свадебное платье с очень длинным шлейфом, в сопровождении матери, тоже постаравшейся нарядиться по всем статьям, брата матери, неказистого, Фридриха-Августа Голштейн-Готторпского, гофмейстрины, статс-дамы, камер-фрейлин, фрейлин и других царедворцев невеста, Екатерина Алексеевна, направилась к главному собору столицы. Высыпавшие на улицу люди – и простой народ, и дворянство – с восхищением наблюдали движение великолепного кортежа. Императрица с наследником и свитой встречали их в соборе. Екатерина отметила, сколь выгодно смотрелась государыня в новом парчовом платье. Украдкой бросив взгляд на жениха, невеста быстро опустила глаза: слава Богу, парик на нем был хорош и, кажется, сам он держался скромно. Да и понятно: не станет же он гримасничать в день своей свадьбы, тем паче около тетки-императрицы.

Церковный обряд закончился лишь в четыре часа пополудни. Свадебный пир днем проходил под орудийные залпы, а вечером – под сияющие вспышки праздничного фейерверка. Екатерину просто усыпали подарками – сапфирами, бриллиантами и изумрудами. На верфях Адмиралтейства произвели спуск на воду 60-пушечного корабля. Десять дней в Петербурге звонили во все колокола, а с Невы палили десятки корабельных пушек.

Веселье занимало всех, окромя Екатерины. Печалили ее безрадостные мысли о жизни с непредсказуемым странным человеком, коего она обязана ежели не любить, то, хотя бы и для посторонних глаз, почитать. Как утаить совершенно противоположные оному чувства – она не знала. Скрытность, понятно, необходима в ее положении, но как же сие было трудно, почти невыносимо!

В продолжение последующих десяти дней празднества шли непрерывной чередой. Обеды, ужины, итальянская опера, французская комедия, балы, иллюминации, фейерверки – программа была полная. В день свадьбы после венчания бал продолжался не более полутора часов – дабы сохранить молодоженам силы. Затем Ея Императорское Величество направилась в брачные покои. Впереди нее шли церемониймейстеры, обер-гофмейстер ее двора, обер-гофмаршал и обер-камергер Двора Великого князя. За государыней шли новобрачные, взявшись за руки. За ними – мать Екатерины со своим братом Августом, затем гофмейстерина Румянцева, несколько статс-дам, камер-фрейлин и фрейлины. Они надели на невесту брачную ночную рубашку и верхний халат тончайшего атласа.

К свадебным торжествам мебель во всех покоях поменяли на новую, заморскую. Поменяли ее и в покоях молодой четы, состоящих из четырех просторных комнат. Матери невесты особенно понравился кабинет, обтянутый затканной серебром материей с великолепной шелковой вышивкой разных цветов. Всю меблировку подобрали под один тон: стулья, шторы, занавеси. Мебель в спальне была столь изящна и величественна, что глаза присутствующих попеременно смотрели то на виновников торжества, то на необычайную красоту обстановки. Стены обтянули пунцовым, отливающим алым бархатом, вышитым серебряным узором. Окна были задернуты шторами из бархата с выбитыми выпуклыми столбиками и гирляндами, сама кровать была покрыта такой же тканью.

Великого князя переодевали обер-егермейстер граф Кирилл Разумовский и дядя Великой княгини, Август Гольштейн-Готторпский. Когда же переодели Екатерину, императрица отправилась в спальню племянника и привела его к молодой супруге. Их халаты были разного покроя, но одного цвета. С иконой в руках Ея Императорское Величество благословила их. После всех приготовлений для первой брачной ночи толпа придворных дам наконец покинула спальню, и Екатерина мышкой юркнула в постель. Зажмурила глаза, пытаясь представить, что сейчас произойдет. Страшновато становиться женщиной, женой мужчины, тем более – такого. Открыв глаза, она увидела Петра в дверях. Он быстро скользнул в свою комнату. Екатерина подумала, что супруг ее что-то там забыл и сию минуту вернется. Она коротко помолилась, прося Господа Бога помочь ей. Петр не шел. Слышны были за стенками пьяный смех, топот, хлопанье. По-видимому, Великий князь никак не мог расстаться со своими выпившими друзьями. Екатерина представила, как будет ей противно от запаха винного перегара. Представила, как он будет касаться ее, и содрогнулась.

Свечи на высоком подсвечнике прекрасно освещали спальню. Екатерина в который раз обвела глазами шторы, резную мебель, в который раз потрогала на бархатном покрывале выпуклую серебряную вышивку. Невыносимо запиликала скрипка. Екатерина зажала уши. Так, под самую разнородную какофонию звуков, ее одолел сон. Супруг пришел далеко за полночь, сбросил одежду, тяжело завалился на кровать и моментально заснул, по-детски посапывая. Разбуженная Екатерина подняла голову и несколько минут рассматривала его. Момент сей она запомнила на всю жизнь, момент, когда она так остро пожалела себя! Потекли горячие обидные слезы и, заплакав, она уткнулась в подушку. Так и заснула уже под утро.

Великий князь поднялся с постели в полдень. Екатерина, уже позавтракав, вышла с фрейлинами на поклон к императрице Елизавете Петровне. Через час, когда она вернулась в свои покои, Петр Федорович весело вбежал к ней с коробкой, перевязанной бархатной лентой. Се был его свадебный подарок – драгоценный комплект сапфировых украшений. Великий князь всенепременно хотел, дабы сегодня же на балу его законная жена надела именно сей гарнитур. Екатерина не могла долго держать обиду: ввечеру на балу на ней сияли новые драгоценности.

Свадебные празднества продолжались. Один из последних маскерадов особенно запомнился юной Великой княгине. Он целиком выстроен был на исполнении четырех кадрилей. Сие означало, что четыре группы гостей, по двенадцать пар каждая, в пестрых платьях танцевали в той части зала, кою заранее отвели для каждой из групп. Кадрили не могут смешиваться, о чем танцоров предупреждали при входе в зал. Каждая кадриль отличалась от других цветом бальных туалетов, тоже определенным заранее. Первую группу танцующих возглавлял Великий князь Петр Федорович; цвет сей группы был розовый и серебряный. Вторую кадриль открывала Екатерина Алексеевна с знаменитым маршалом Ласси, героем недавней войны, их цвета – белый и золотой. Во главе третьей группы шествовала мать Великой княгини – герцогиня Иоганна-Елизавета в бледно-голубом с серебром. Четвертая кадриль – дяди Екатерины Алексеевны, Адольфа-Фридриха Голштейн-Готторпского, епископа Любекского – в желтом с серебром. На сем карневале Екатерине пришлось танцевать поочередно с тремя рослыми красавцами Чернышевыми. Двое из них, Иван и Захар, были родными братьями. Как же хороши, умны и веселы были они! Все они оказывали ей знаки внимания. Так бы и осталась навек в их компании!

Заключительной частью празднества, как и всегда в подобных случаях, стали вечерние фейерверки и иллюминации, являвшие собой подлинное искусство, почти театральное действо: искусные пиротехники и инженеры из разноцветных и белых огней создали несчетное число движущихся разнообразных фигур и аллегорий. Оные небесные картины сопровождали музыка, салюты и иллюминация; зрелище они представляли собой совершенно невероятное, почти сказочное. Обыкновенно Андрей Чернышев, как близкий друг Великого князя, находился с ним рядом, но на сей раз совсем близко к Великокняжеской чете оказались и братья Захар с Петром. Все пятеро, задрав головы, комментировали каждый выстрел фейерверка необычайно живо и смешно. От смеха Великий князь Петр Федорович хватался за живот, прыгал на месте, хватал всех за руки, обнимал и радостно выкрикивал свои восторги. Екатерина держалась, как положено Ея Императорскому Высочеству.