Нервный срыв - Бернадетт Энн Пэрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сорок четыре, – тихо говорю я.
Смотреть на Мэттью я не осмеливаюсь. Дальше становится только хуже. Я сгораю от стыда, когда наконец осознаю, что на Мэттью не подействовали никакие мои уловки. Он всегда видел гораздо больше, чем я думала. Доктор узнает о прочих случаях моей забывчивости, и я отчаянно хочу сбежать, пока не сломалась окончательно.
Но они все никак не остановятся. Переходят к обсуждению убийства. Оба соглашаются, что для меня вполне естественно было так расстроиться, поскольку я знала Джейн, и что мое нынешнее беспокойство вполне нормально, поскольку убийство произошло чуть ли не рядом с домом. Но когда Мэттью говорит, что, по моему мнению, мне названивает убийца, я уже на полном серьезе жду, что сейчас доктор вызовет людей в белых халатах.
– Расскажите мне, пожалуйста, об этих звонках, – мягко просит доктор. Взгляд у него ободряющий, и мне ничего не остается, кроме как выполнить его просьбу, хоть и понятно, что он сочтет меня параноиком. Я же не могу признаться, почему так уверена, что мне звонит убийца.
Час спустя мы выходим из клиники и направляемся к парковке. Я настолько подавлена, что даже отказываюсь взять Мэттью за руку. В машине я отворачиваюсь к окну, с трудом сдерживая слезы обиды и унижения. Мэттью, очевидно, чувствует, что я на грани, – он даже не пытается со мной заговорить. Когда мы останавливаемся у аптеки, чтобы купить выписанные доктором таблетки, я остаюсь в машине, предоставив Мэттью разбираться самому. Потом мы так и едем молча до самого дома, и я выскакиваю из машины еще до того, как он успевает заглушить мотор.
– Любимая, не надо так, – просит он, следуя за мной на кухню.
Я оборачиваюсь и смотрю на него с возмущением:
– А чего ты ждал? Поверить не могу, что ты обсуждал меня с доктором за моей спиной! Где же твоя преданность?
– Там же, где и раньше, и где всегда будет. В твоем полном распоряжении, – отвечает он немного обиженно.
– Да? Тогда почему ты так подробно расписывал каждую мелочь, которую я забыла?
– Доктор Дикин просил привести примеры, чтобы понять, что происходит. Я же не мог ему соврать. Я правда волнуюсь за тебя, Кэсс.
– А почему ты не поговорил об этом со мной? Зачем выдумывал для меня оправдания и делал вид, будто все в порядке? И зачем было упоминать, что я сказала продавщице в детском магазине, что беременна? Какое отношение это имеет к моим проблемам с памятью? Абсолютно никакого! Но ты вдобавок ко всему изобразил меня фантазеркой – хотя я тебе уже объяснила, что она просто не так меня поняла, когда я сказала, что беру слип для себя. Она решила, будто я беременна, и мне проще было согласиться, чем вдаваться в подробности. Зачем было говорить об этом доктору, ума не приложу!
Мэттью, сев за кухонный стол, опускает голову, пряча лицо в ладонях.
– Ты заказала коляску, Кэсс.
– Не заказывала я коляску!
– Так же, как и сигнализацию, да?
Я раздраженно хватаю чайник и, сунув его под кран, наливаю воду.
– Не ты ли говорил, что меня, вероятно, обманом заставили подписать договор?
– Послушай, Кэсс, я только хочу, чтобы тебе помогли… – Он замолкает на секунду. – А я и не знал, что у твоей мамы обнаружили деменцию в сорок четыре года.
– Обычно деменция по наследству не передается, – резко бросаю я. – Доктор так и сказал.
– Я знаю. Но было бы глупо и дальше делать вид, что у тебя нет проблем определенного рода…
– Каких? Амнезии, бреда, паранойи?
– Не передергивай.
– И я не собираюсь пить то, что он мне там выписал!
Мэттью поднимает голову и смотрит на меня:
– Это просто от стресса. Но не пей, конечно, если думаешь, что справишься и без них. – Он слабо усмехается: – Может, я сам начну их пить.
Что-то в его голосе внезапно отрезвляет меня. Какой у него усталый вид… Я с ужасом понимаю, что ни разу не попыталась представить себя на его месте, ни разу не подумала, каково это – видеть, как я разваливаюсь на части. Я подхожу к нему и, присев рядом на корточки, обнимаю:
– Прости меня.
Он целует меня в макушку:
– Ты не виновата.
– Поверить не могу, что была такой эгоисткой. Даже не задумывалась, как тебе, наверно, тяжело со мной приходится!
– Что бы ни случилось, мы пройдем через это вместе. Может, тебе просто нужно какое-то время отдохнуть, не напрягаться. – Он отводит мои руки и, взглянув на часы, продолжает: – Прямо сейчас и начнем. Пока я дома, не позволю тебе и пальцем пошевелить. Садись, а я приготовлю нам обед.
– Хорошо, – благодарно соглашаюсь я.
Я сажусь и наблюдаю, как Мэттью достает из холодильника овощи для салата. Я так устала, что готова заснуть прямо тут, за столом. Конечно, это было унизительно, когда мои ошибки обсуждали в моем присутствии. Но теперь, когда все позади, я даже рада, что сходила к врачу. Тем более что, по мнению доктора Дикина, у меня всего лишь стресс.
* * *
Я гляжу на лежащие рядом с чайником упаковки таблеток, которые мне выписали. Не хочу вступать на этот путь, но с ними спокойней: пусть будут на случай, если я почувствую, что не справляюсь. К тому же Мэттью вскоре вернется на работу, а Рэйчел сегодня улетит в Сиену. Правда, в ближайшие пару недель мне нужно готовиться к урокам, и работы еще непочатый край, так что волноваться будет некогда.
Сижу и вспоминаю день, когда обнаружила маму на кухне стоящей перед чайником и спросила, что она делает. А она ответила, что не может вспомнить, как его включить. Я вдруг невероятно остро ощущаю, как мне ее не хватает, и от резкой, почти физической боли перехватывает дыхание. Как бы мне хотелось взять ее за руку и сказать, что я люблю ее! И чтобы она обняла меня и сказала, что все будет хорошо. Потому что иногда я перестаю в это верить.
Меня никогда не тянуло что-то мастерить, однако неожиданно для себя я с удовольствием помогаю Мэттью собирать сарай. Приятно, что у меня получается сконцентрироваться на чем-то еще, и в конце дня я чувствую удовлетворение оттого, что чего-то достигла.
– Это надо отметить, – говорит Мэттью, когда мы любуемся результатом. – Прямо там, внутри. Я сделаю джин-тоник, а ты неси стулья.
Я приношу в сарай два стула, и мы обмываем нашу постройку одним из фирменных джин-тоников Мэттью: со свежевыжатым соком лайма и каплей имбирного эля. Ужинаем мы на улице и сидим там до самой темноты, а потом идем в дом и смотрим передачу про путешествия, оставив грязную посуду на потом. Вскоре Мэттью начинает зевать, и я говорю ему, чтобы он шел спать, пока я навожу порядок на кухне.
Мэттью уходит. Я отправляюсь в кухню, чтобы загрузить посуду в посудомойку. Протягиваю руку за тарелками, как вдруг краем глаза замечаю, что на столешнице в дальнем конце кухни – там, где дверь в сад, – лежит… О господи! Я застываю на месте, не в силах пошевелиться. Воздух пронизан опасностью, я ощущаю ее кожей, и в голове лишь одна мысль: бежать, прочь из кухни, прочь из этого дома! – но отяжелевшие ноги и спутанное сознание не дают сделать ни шагу. Я хочу позвать Мэттью – но голос, как и тело, парализован страхом. Секунды тянутся; наконец мысль о том, что он в любой момент может ворваться через заднюю дверь, возвращает мои ноги к жизни. Я выбегаю в холл и, повалившись на ступеньки, изо всех сил кричу: