Два Виктора и половинка Антуанетты - Виолетта Лосева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Увы, – вздохнула крыша театра, – сколько причин, аргументов и прочих правильных вещей я храню тут, наблюдая за тем, как отношение к ним меняется с течением времени. Здесь, в театре все зависит не только от того, в уста (или в голову) какого действующего лица они «вложены», но и от того, кто исполняет эту роль. В одной и той же пьесе, одну и ту же фразу Зи Гранкина скажет так, что кто-то влюбится в нее в ту же минуту, а, если эту фразу произнесет Лилу, то ее пожалеют. Половина зрительного зала осознает всю глубину актрисы «слегка за сорок» после этой реплики, а вторая половина просто пожмет плечами, если эту роль поручить, например, молодой актрисе, которая уже в студенческие годы активно играла председателей колхоза и директора завода…»
– О какой фразе, например, идет речь? – спросил зрительный зал, – Что-то ты, крыша театра, слишком увлеклась в своих размышлениях.
Они так давно знали и поддерживали друг друга, что могли себе позволить некоторые вольности и даже легкие замечания.
– Да возьмите любую фразу, – ответила крыша, втайне радуясь, что она, по мнению зрительного зала, только увлеклась, а не поехала окончательно, – например, самую банальную – «Я тебя люблю».
– Ничего себе! Вот это представление о банальности! – сказала фраза и тут же примеряла на себя роль Зи, Лилу, Актрисы «слегка за сорок», «директора завода», а заодно и нескольких других актеров и актрис, которые произносили эти слова на сцене театра.
И не только театра.
И не только на сцене.
И не только актеров.
И не только в виде роли.
– А если бы те же люди произнесли ту же фразу в той же роли (или не роли) не в этом городе и не в этом театре, а где-нибудь в Иерусалиме или Токио, – то она тоже прозвучала бы иначе, – добавила сцена.
– И услышана была бы иначе, – добавили акустические колонки.
– И после этого вы можете что-то обобщать, господа??? – сотряслись небеса над театром, – Как этого можно не понимать?!
* * *
– Ты, кажется, хотел на мне жениться?
Анна поднималась по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Она не знала, каким образом это происходит, но каждый раз, когда она открывала дверь своим ключом, Вилли уже ждал ее в прихожей. Как будто чувствовал, что она приближается.
А, может, и правда чувствовал?
«Сейчас он, как обычно, спросит «кто это там скребется?» – подумала Анна и сегодня, в отличие от других вечеров, эта фраза представилась ей какой-то особенно теплой.
– Ты, кажется, хотел на мне жениться? – выпалила она, едва переступив порог.
Вилли даже не успел спросить «кто скребется».
– Х-х-хотел, – ответил Вилли, расстегивая на ней пальто. Хоть Анна и приучила его помогать ей раздеваться в любой ситуации, он так и не перестал путаться в пуговицах и застежках.
Несмотря на то, что его, почему-то «заело» на первой букве, она не услышала в его ответе ни малейшего сомнения.
– Ну, и? – спросила Аня, целуя его в щеку. Как всегда, получилось, что в бороду, но это тоже не имело никакого значения в данный момент.
«Поцеловала: в бороду, в данный момент, в прекрасном настроении», – тут же родился в голове оксюморон, но она отмахнула его от себя. Красивые слова и победы в словесных баталиях в конкретном случае тоже не имели никакого значения.
Остались в прошлом.
Вилли не отрывался от своего сценария.
– Мой ручки, звони маме, садись ужинать, – Он, наконец, справился с застежками и, поскольку ему тоже сегодняшний приход Анны с работы показался не совсем обычным, неуклюже (как только он один умел) добавил: – И сейчас тоже хочу.
– Вот и славно, – улыбнулась она, догадываясь, что это был ответ на ее вопрос, а «ручки, звонок и ужин» можно было без проблем пропустить.
– Так чего мы ждем? – Анна просто не могла его не дразнить.
Она прекрасно помнила, как обещала подумать над его предложением, когда оно официально поступило (розы были, но кольца, правда, не было). Сейчас нужно было признать, что ее «раздумья», мягко говоря, затянулись.
– А ты хорошо подумала? – спросил Вилли, ласково глядя на нее и, видимо вспоминая ее ответ почти полгода назад.
– А я все делаю хорошо, – Анна потерлась носом о его усы, – Ты разве не знаешь?
На самом деле он знал о ней все.
Ну, почти все.
Знал, что она любит грызть лимонные корки и прячет фантики, чтобы самой не видеть, сколько конфет съела. Знал, что любит смотреть ток-шоу и отмахивается, когда ее расспрашивают о работе. Любит поговорить о здоровом и активном образе жизни, но ни разу не сделала зарядку за все время, что они были знакомы. Знал, что всю жизнь она мчалась вперед со скоростью, вдвое больше дозволенной.
Любит смотреть на себя в зеркало и разговаривать с собой.
Любит, когда с ней нянчатся, и покупать новые наряды…
Любит, когда ей говорят о ее красоте, и любит отвечать что-то типа «ах, оставьте».
Любит носить мужские часы и туфли на шпильках…
И еще много всего.
Было, конечно, и несколько «но».
Любит заниматься любовью днем, но под одеялом. Любит рассуждать о серьезных вещах, но переводит все в шутку. Любит полумрак, но постоянно забывает выключить свет в ванной. Любит разбрасывать свои вещи и бранить его за беспорядок. Любит рассольник с перловкой и хризантемы, когда их много…
Любит его, но что-то мешает ей быть беззаботно счастливой.
И сегодня это «что-то» перестало ей мешать.
«Наконец-то», – подумал торшер, когда Вилли погасил свет.
«Уютненько как», – подумал толстый шерстяной носок с крестьянским узором, который валялся под диваном, не влезал ни в одни сапоги и постоянно терял свою пару.
«Опять она не сняла сережки, – подумала коробочка для побрякушек, которая стояла у зеркала и считала себя шкатулкой для драгоценностей, – а утром она опять заставит его перетряхнуть все подушки, потому что замочек на сережке очень ненадежен».
«Конечно, заставит, – пробурчали подушки, – А кого же ей еще заставлять?»
«Ничего подобного», – сказал замочек на правой сережке, который считался особо ненадежным, – Несмотря на то, что вы все очень важные и напыщенные – коробочки там для всякой бижутерии, пышные подушки, яркие носки…, я ничем не омрачу сегодняшний вечер… Вы только посмотрите на ее пижаму – сплошные кружева…»
Но, нужно признаться, на пижаму с кружевами вообще никто не смотрел и не обращал внимания. От нее избавились как можно скорее, даже несмотря на то, что в комнате было довольно прохладно.