Долг - Виктор Строгальщиков

– Пусть кореец жену свою к Бивню пошлет, – предлагает Колесников. – Она же чистый танк, Бивень от страха майора сразу даст.

– Вот у меня в Баку...

– Ну, началось, – ворчит Николенко.

– А ты послушай, – говорит Ара и целует свои пальцы. – Чистый персик! – Он хоть и армянин, но из Баку, там большая диаспора. Если Ару послушать, весь бизнес в Баку под армянами.

– Муж в милиции служил, дома не был. Русская женщина, я тебе скажу...

– Армянку за такое бы зарезали?

– Ай, Валентин! Я не зарезал. Муж – резать, надо.

– Так тот мильтон ее угрохал, что ли?

– Почему грохал? Я тебе вообще говорю, не про эту женщину. Ты слушать будешь?

– Нет, не буду, – говорит Колесников. – Мне что, потом, дрочить всю ночь?

– Ай, красоты не понимаешь...

– Давай заканчивать, – говорит Полишко и смотрит на часы. Он выпил меньше всех, но все же выпил. – Что у нас с утра, Сережа?

– Как это – что? Строевая, естественно.

– Я им, глядь, устрою сырбу-гырбу, – зловеще бормочет Колесников.

В казарме я залезаю под одеяло и поворачиваюсь лицом к стене. Сон не идет, и я подумываю, не поднять ли Вальку и не заделать ли нам чифиря. С Валькой мы сдружились близко, когда меня вернули в полк, а Спивак остался в госпитале завершать музей. Именно Колесников мне первым рассказал, что самовольщика и друга нашего Вовку Иваненко застрелил на посту другой самовольщик Караев, за что получил срочный отпуск на родину и уехал с моим чемоданом. Я вначале решил, что – случайность, но такого в принципе быть не могло. Один самовольщик идет за колючку через пост другого самовольщика – это идеальная ситуация. Но всегда идет по сговору, не прет с веселым криком: «Это я!». И знаки есть рукой, и окрик специальный. Так что Караев или спросонья пальнул, или... Даже думать об этом не хочется. Но думать все-таки пришлось, когда я выяснил, что особисты взяли наш общак. Пришли и выгребли. Так что мы все стали нищими, кроме Караева. Как только узнал про общак, сразу стало мне ясно: убил Караев Вовку Иваненко преднамеренно. Чтоб отпуск получить и смыться из полка. Его потом держали на офицерской гауптвахте и выпустили только забрать вещи перед самым отъездом в Союз. Он мне и в госпиталь звонил, наверно, с офицерской гауптвахты. За чемоданом моим к Аре он пришел вполне спокойный. Шутил и улыбался, слова все правильно сказал, и я на Ару не в обиде.

Когда я Вальке дело объяснил, тот сразу предложил: давай его убьем, когда вернется. Да только знал я, что Караева в полк не вернут. Спрячут где-нибудь в Союзе. И сам Караев знал про это, когда стрелял, сдавал общак и забирал мой чемодан. Каким надо быть человеком, чтобы ухлопать друга, предать всех остальных и не забыть подсуетиться на дорожку насчет вещичек. Чтоб, значит, не пустым домой нагрянуть. Не знаю, смог бы сам при подходящем случае пальнуть в Караева, но если б это сделал кто-нибудь другой – тот же Колесников, к примеру, – я был бы рад, признаюсь честно. Еще мне кажется, что здесь как-то замешан особист Витенька, который, между прочим, уже старший лейтенант. Почему бы для острастки не подстрелить самовольщика? Как все хвосты прижали с той поры! Никто за колючку не бегает, хоть и сидят без денег. Убил бы Караева, блин. А Вовку Иваненко жалко. Так и вижу, как он с ухмылкой до ушей в первом ряду шута разыгрывает. Короче, поняли мы с Валькой, что Караева нам не достать. Будет жить и жизни радоваться, а Вовка в земле гнить. Но вернулся Спивак, все узнал и сообщил: Караев тоже призывался из Херсона. Он даже помнит, на какой улице тот жил, и обязательно его достанет после дембеля. Валька сказал, что специально приедет в Херсон, и они вдвоем его зарежут. Я обещал прибыть к Валерке в гости, так мы давно условились. Но какие гости, если бегать придется с ножом? Вот кнопочку, как в книге, дали б мне нажать – и Караева не станет, так я нажму без колебаний. Потому что ясно вижу, как Иваненко идет через пост, улыбаясь Караеву, и вдруг тот вопит караульные окрики, Иваненко замирает в изумлении, и Караев стреляет в него, потом вверх. Я узнавал: Караев стрелял дважды, как положено – первый предупредительный, второй на поражение. Но почему-то я уверен, что было все наоборот, иначе б Вовка сразу лег пластом, он не дурак и все бы понял. Но свидетелей нет, и не напраслину ли мы городим на Караева? Я как-то после волейбола завел об этом разговор с особистом, чем его ужасно разозлил, и он спросил, не хочу ли я снова под следствие. Я сказал, что не хочу, но как бы между прочим поинтересовался, куда девался из полка мой бывший начальник по штабной работе гвардии майор товарищ Мартов. Особист пожал плечами и сказал, что тот уехал в Союз по плановой замене, и я ему не поверил. Вот если бы он меня послал, тогда поверил бы. В остальном Витенька ведет себя так, словно ничего меж нами не случилось. Меня это устраивает, и бог ему судья.

Утром, пока нашу роту гнобят строевой командиры взводов и сержанты (ротный, по слухам, сидит под домашним арестом), я визирую расписание в штабе батальона, вывешиваю возле канцелярии и иду в штаб полка, доложившись по дороге взводному Лунину, что меня вызывают к майору Фролову. Знаю, проверять не станет, особенно у бывшего дисбатовца Фролова. В штабе все озабочены близкими учениями. Я уверен, что нас повезут в Ордруф, на большой армейский полигон, и будут гонять суток трое, не меньше, но мне интересны детали. Общий план учений спускают из дивизии, в полку его только дорабатывают в мелочах, но информация из полкового штаба в роты не уходит – это вроде бы секрет, фактор учебной внезапности. На самом деле через писарей все знают всё, и штабные офицеры смотрят на эти утечки сквозь пальцы: больше знают в ротах – лучше подготовятся. Настоящий секрет составляют вводные команды, что следуют всегда непосредственно в ходе учений. Командиру дивизии или прикрепленному от него наблюдателю может прийти в голову любая тактическая идея прямо на полигоне, однако основные вводные штаб дивизии готовит заранее.

У полковых же писарей и связистов есть в любом штабе братское осведомительство.

Основная задача учений – полк в наступлении ночью с боевой стрельбой. Сложнее не бывает, но мы уже и наступали ночью, и стреляли. Главный вопрос: просто пойдем общим фронтом при поддержке танков шесть знакомых километров Ордруфского полигона или будут какие-то хитрости. Как выяснилось, хитрости есть: идем без бронетранспортеров, якобы разбомбленных ночной авиацией условного противника. Это значит: все оружие и весь боезапас придется тащить на себе. Дважды будем окапываться – на первом рубеже и на последнем. Преодолеваем две линии обороны, отбиваем контрнаступление. Наш батальон по ходу дела осуществляет еще и фланговый охват, и наша рота – крайняя на фланге. Придется мчаться в темноте быстрее всех. Планируются полный вещевой досмотр и соревнования в трех видах стрелковых упражнений. Но главная придумка вовсе чумовая: вместе с брониками «погибнут» все офицеры, и роты пойдут под командой старшин и сержантов. Слух об этом пока неточный, но я знаю: на учениях все худшее – сбывается.

На месте Мартова в оперативном отделе работает знакомый мне майор из штаба армии. Делаю в уме два заключения: Витенька врал про «замену», иначе бы майор прибыл из Союза. И плохо дело подполковника Генералова – люди из штаба армии приходят в полк, как правило, на рост, а расти майору некуда, только Генералова сдвигать. Будь подольше до дембеля, я перед тем майором засветился бы в писарском деле, но мне уже без разницы, и это хорошо.