Все мы родом из детства - Екатерина Мурашова

12. На этом месте замыкается петля обратной связи. Вы и ваш ребенок теперь для Марьи Петровны – ее удача и достижение. Она говорит коллегам: «Вот возьмите Васю! Одна ходячая проблема! Но если семья борется, не опускает рук, мать готова слушать настоящих профессионалов (меня!) и исполнять рекомендации, то даже зайца можно научить стучать на барабане!»

Вася по-прежнему пропускает буквы, путает подлежащее со сказуемым и болтает с соседями, но петля обратной связи захватила и его: Марья Петровна его любит и ценит, он стал лучше учиться и больше не запускает в классе бумажных голубей, чтобы не расстраивать учительницу.

Ложка дегтя: кого-нибудь Марья Петровна все равно «сольет» (работать-то надо). Но это будет не ваш ребенок. Свою удачу не сливают.

Парень мне не нравился. Хотя пришел сам, без всяких родителей, а я обычно очень это ценила.

Как правило, из мальчишек его возраста (16 лет) каждое слово приходится клещами тянуть, а тут – хорошая литературная речь, слова льются прямо потоком. Впрочем, он говорил уже полчаса, а я так толком и не понимала, зачем же он ко мне пришел. Полная семья – мама, папа, младший брат, бабушки и дедушки в комплекте (живут отдельно). Все как будто вполне обеспеченные (несколько раз упомянул заграничные поездки всей семьей и отдельно – какую-то свою обучающую поездку в Англию), учится в хорошем математическом лицее, в школе вполне успевает, дополнительно много лет занимается шахматами и имеет 1‑й разряд, есть друзья, уже почти год встречается с девушкой…

При этом жалуется вполне художественно на всех: на родителей, на прародителей, на брата, на учителей, на приятелей. Родители достают своими придирками, бабушки – мелочной опекой, младший брат все время сам лезет и подначивает, а когда терпение старшего кончится и все-таки получит по заслугам – бежит жаловаться и оборачивает все перед родителями таким образом, что старший неизменно оказывается виноватым. Друзья – либо ужасные заучки, все время старающиеся выслужиться неизвестно перед кем и мечтающие как можно скорее свалить из России непонятно куда («кто их там ждет!»), либо, наоборот, забили на все, не отлипают от сетевых компьютерных игр и своих айпадов. Учителя либо считают свой предмет пупом вселенной, задают по нему совершенно немереные задания, а потом кипятятся, как чайники на плите, обнаружив эти задания невыполненными; либо просто равнодушно отбывают свои уроки и транслируют ученикам всё то же: в этой стране жить нельзя! Касательно девушки: друзья ему завидуют, а у него такое впечатление, что за этот год он встречался с несколькими разными девушками – она подражает то одной, то другой светской или актерской знаменитости и при смене периода меняет все, от гардероба до акцента. Причем она сама называет это «развитием своего образа». По идее, ему это должно быть смешно, но почему-то раздражает.

В общем-то, я вполне могла списать все это на «каждому человеку иногда хочется пожаловаться на жизнь, просто выговориться» и спокойно выслушать, сакраментально размышляя про себя на вечную тему: «У кого-то суп жидкий, а у кого-то жемчуг мелкий».

Смущало меня вот что: он жаловался на всех и вся хотя и литературно грамотно, но как-то неубедительно, без малейшей напряженности чувств, как будто по обязанности (но я-то знала, что его никто не обязывал! Он сам пришел, и, если ему верить, родители даже ничего не знают о данном визите).

Да, кстати, я не сказала, что его звали Велимиром (а его брата Ратибором). Это, конечно, о семье что-то говорило, но всякие славянофильские и истинно православные вещи он отверг: «Да ничего особенного, просто так выпендрились, чтобы было не как у всех».

Подумав, я решила не быть дипломатичной и не ходить вокруг да около.

– Ты знаешь, – сказала я, – во времена моего детства это называлось «мимо кассы». Я не знаю, зачем ты мне все это рассказываешь, но у меня складывается впечатление, что тебя и самого-то это не слишком волнует…

– Я надеялся, что вы заметите… – спокойно произнес Велимир.

Ага! Так это всё был тест? Но тогда на что, собственно, меня тестировали?

– Я немного интересуюсь психологией, и я читал ваши материалы в Интернете. Вы иногда пишете о другом. И я подумал: вдруг вы знаете?

«О другом относительно чего или кого? И о чем я знаю?» Но я решила пока помолчать. На тот момент у меня сложилось впечатление, что Велимир не очень нуждается в наводящих вопросах.

– Вы наверняка по моему рассказу поняли, что я живу там, где всё, в общем-то, благополучно. Но все равно у меня такое ощущение, что все мы никому не нужны. Мои друзья не хотят об этом думать и говорить, они хотят… ну, я вам уже говорил, чего… А вот в инете ребята, с которыми я в игре разговаривал, из разных городов, подтвердили: да, я прав, они тоже это чувствуют, я просто лучше формулирую.

– Попробуй чуть более конкретно, что это значит для тебя: «все никому не нужны»? Кто – все? Подростки? Вообще люди не нужны? И кому это – «никому»? Семье? Государству? Человечеству?

– Я же сказал: никому. Понимаете, есть хлеб и вода – ну, обязательные какие-то для жизни вещи, а есть кока-кола и марципаны, без них можно вполне обойтись. Я вот только начинаю жить (так любят выражаться наши учителя), но уже давно чувствую себя таким марципаном, который, в сущности, никому не нужен. Даже родителям. Мы с братом – просто такое украшение полноценной семьи. Так положено. Пока думали, что я стану великим шахматистом (я играл с трех лет), мною интересовались больше: демонстрировали меня всем и друг другу, как марципанку на блюдечке; когда стало ясно, что не тяну, переключились на моего брата, теперь он у нас – будущий великий хоккеист. В школе то же самое. У нас в классе есть пять «математических гениев» – все хорошие учителя на них работают, это их как бы цель, оправдание их труда. На остальных, в общем-то, плевать. Но один из наших «гениев» говорит: «Я вот все думаю: интересно, а как они видят мою задачу? Свалить отсюда в Европу? Так там для своей молодежи работы нет. Здесь что-то такое никому не понятное открыть, опубликовать, а потом мхом порасти в своей дыре, как этот Перельман?» А я ему отвечаю: «Будь доволен, что хоть какая-то задача видится». У нас рядом с бабушкиной дачей цыгане живут. Я в детстве с ними даже играл, хотя мне и запрещали. Этим летом курили (не скажу что) с моим детским дружком, говорили за жизнь. Я ему рассказывал, как я в Европу ездил. Он говорит: ты счастливый и свободный, а я вот цыган, вроде как кочевать должен и хочу, но выкуси: ведь я – младший сын, поэтому дом и родители до смерти – на мне. Обычай у нас такой. Так я ему в тот момент позавидовал даже: он злится, но знает, зачем он, младший у своих родителей сын, и какая у него по жизни задача. А я не знаю, почему это так, но я так чувствую: нас много, и мы не нужны никому. Это иногда просто невыносимо. Я вам признаюсь: я уже ходил к психологу. Он сказал: ты должен быть нужен сам себе, и тогда все встанет на свои места. И моя девушка так же говорит. Но у меня не получается. А вы писали о чем-то похожем, и я подумал: вдруг вы знаете, что мне еще сделать?