Разведка. «Иван» наоборот: взаимодействие спецслужб Москвы и Лондона в 1942—1944 гг. - Сергей Брилёв

На первый взгляд, в основе ужесточения визового режима лежит «бытовуха» и та самая разведдеятельность, которую мы уже разделили на две части: и реальная, и связанная с наблюдением со слишком близкого расстояния за советскими «социалистическими» реалиями.

Однако, прежде всего, визовый режим для западных союзников ужесточался из-за политических кризисов в англо-советских отношениях. Приведем наиболее очевидные претензии: «Союзные моряки и их командиры действовали по своим обычаям (не рисковать!), наши [советские] поступали по-своему: драться за сохранность судна и груза до конца»[279]. Но самое главное – задержка не конвоев, а второго фронта. Тот же Хилл признаёт, что уже с 1941 г. это стало основной темой в общении даже с рядовыми советскими партизанами[280] – хотя и добавляет: «типично для Советов стонать по поводу второго фронта и не видеть то, что Запад делает в океанах, отправляя конвои в Мурманск и Архангельск, в воздухе и ведя войну на Дальнем Востоке»[281]. Был и такой взгляд.

Хорошо знакомый с материалами УНКВД по Мурманской области времён Великой Отечественной генерал-майор Гурылёв уточнил, что визовые кризисы случались и в декабре 1941 г., и в феврале – сентябре 1943 г. Но особо длительным оказался кризис, который то тлел, то вновь разгорался с мая по сентябрь 1942 г.[282] (в него-то и попали «ледорубы»).

В основе конфликта лежало всё-таки объявленное временное прекращение отправки из Британии конвоев, спровоцированное тем самым разгромом нацистами каравана PQ-17.

Еще одним следствием той трагедии стала попытка британцев открыть упомянутый в послании Черчилля Сталину мобильный госпиталь для основного базирования в Архангельске и частичного размещения в Ваенге Мурманской области. При этом одно наслаивалось на другое: в Мурманск госпиталь доставили в тот день, когда была составлена многократно процитированная выше бумага ЦК о «бытовухе»: 23 августа 1942 г.

Дополнительная проблема состояла в том, что британцы решили развернуть эти госпитали вообще без предварительного получения виз медперсоналом (что, кстати, признается в послании Черчилля Сталину).

Мурманский исследователь В. Фёдоров, на которого ссылаются ветераны УФСБ, отмечает: какой-то медицинский персонал смог остаться только «благодаря находчивости офицеров британской военно-морской миссии». Уловка их состояла в следующем: часть врачей оставили, «оформив их не как медперсонал, а как наземный обслуживающий персонал Королевских ВВС»[283].

Примечательно, что на тот же борт, на который вернулся «лишний» британский медперсонал, поднялись и «ледорубы» – главные герои этого исследования: один из участников операции «Кофе» (о ней мы рассказывали в первой книге), а также члены групп «Тоник» и «Содовая» (о которых пойдёт речь в следующей главе).

При этом участница групп «Содовая» и «Тоник» Эльза Ноффке, поднимаясь на борт, выдавала себя за сотрудницу советского торгпредства[284]. Более того, по данным историков ГРУ (к которому относилась Ноффке), на борт она взошла 11 сентября[285], а в море корабль вышел только 14 сентября 1942 г.[286] Значит, интриги продолжались, «кнуты» еще «щёлкали».

Но они всё-таки вышли в море.

…В этой книге мы уже обращались к воспоминаниям, к сожалению, безымянного, но реально существовавшего чехословацкого коммуниста – курсанта разведшколы Коминтерна в башкирском Кушнаренкове. Почитаем ещё его воспоминания (стилистика, принадлежащая явно иностранцу, сохранена):

«Я также был рад слушать немецкого товарища с подпольной фамилией Роттер […] [Его] послали нелегально с каким-то заданием в Берлин. Однажды он шёл по улице и увидел на витрине красивые яблоки. Талонов на фрукты у него не было. Он зашёл вовнутрь и купил два яблока. Но когда платил, спросил по-немецки, сколько рублей стоят. Заметив свою оплошность, он хотел перевести на шутку. Продавцу его объяснение не понравилось, и он вышел за ним на улицу. Но Роттеру повезло. Вдруг к ним подошёл полицейский. Роттер заговорил с ним как с хорошим знакомым. Но продавец не дал себя обмануть. Когда Роттер прошел несколько шагов, продавец сообщил полицейскому об ошибке. Полицейский стал оглядываться: куда же исчез Роттер. У него не было другого выхода, как быстро убежать.

Товарищ Роттер вынужден был срочно покинуть Берлин и Германию, т. к. нацисты издали приказ на его арест. Когда он рассказывал нам этот случай, то никогда не забывал добавлять, что он с тех пор не может видеть яблоки».

«Повезло» Роттеру весьма относительно: его миссию в рейхе пришлось свернуть. Но, по счастью, он остался в живых – пусть это и было, судя по всему, ещё до войны. В войну систему тотального доносительства (и работу контрразведки) в нацистской Германии отладили по-немецки идеально. И значит, шансы внедриться, «раствориться» в рейхе даже у антифашистов из числа природных немцев и австрийцев были крайне невелики.

Тем не менее в Москве продолжали надеяться на чудо. Сформированные в СССР из коминтерновцев-австрийцев и немцев и заброшенные через Британию в рейх советские разведгруппы «Тоник» и «Содовая» были в схеме «Ледоруб» последними, состоявшими и из мужчин, и из женщин.

Шероховатости, которыми, по сталинским меркам, отличались предвоенные биографии этих агентов (особенно дам), обстоятельства их, как мы уже знаем, довольно авантюрной посадки на борт британского судна в Архангельске, их безумное плавание из Поморья в Шотландию, подобранные им, мягко говоря, своеобразные псевдонимы для пребывания в Англии и, наконец, то, чем обернулось их парашютирование в рейхе, – всё это составляет одну из самых необычных глав в истории как спецслужб, так и международных отношений в целом.

Что они думали, когда взошли на борт британского судна «Оушн войс»? Верили ли они в свою удачу? Доверяли ли друг другу? И могли ли выговорить имена и географические названия из придуманных им запасных биографий?