Разведка. «Иван» наоборот: взаимодействие спецслужб Москвы и Лондона в 1942—1944 гг. - Сергей Брилёв

Прежде всего надо оговориться: многим женщинам на Русском Севере было вообще не до танцев. Корреспондент газеты «Британский союзник» свидетельствовал: «Вдоль всей набережной рабочие и работницы усердно укладывали лес в гигантские штабеля, а по реке бесконечной вереницей тянулись огромные плоты из сладко пахнущих сосен и берез. Лес и лес повсюду. Больше всего нас поразило то, что работа производилась круглые сутки, днем и ночью […] Особенно глубокое впечатление на нас произвела самоотверженная работа женщин»[256]. Думаем, те женщины в конце дня валились без задних ног. Какие им танцы?!

О Полярном военный переводчик Киндерсли вспоминал: «Танцы в клубе были не для нас. Женщины, конечно, все состояли на службе в советском ВМФ (в Полярном, в отличие от Мурманска и Архангельска, не было гражданского населения) и, соответственно, подчинялись требованиям воинской дисциплины. Сначала нас удивляло, почему они так часто отказывались танцевать с нами, пока мы не поняли, что, если бы соглашались, их бы потом спрашивали о том, что мы говорили. Понятно, они предпочитали избегать нас»[257].

Но, например, командированная в «гражданский» (по идее) Архангельск сотрудница таможни Юлия Петрова вспоминала о данном ей комсомольском поручении: вечером не в гостинице сидеть, а ходить на танцы в интерклуб[258]. Сохранились такие воспоминания: «После сеанса сдвигали стулья по стенкам и крутили пластинки (например, “Цветут фиалки, ароматные цветы”) до наступления комендантского часа. Вальс, фокстрот, танго». Но и здесь звучали схожие оговорки: «Мы жили бедно, голодно, одевались плохо, поэтому танцевать ходили неохотно»[259].

Однако на «орбите» этих танцплощадок, естественно, оказывались не только те женщины, кто, пусть и нехотя, но выполнял поручения комсомола.

В сообщениях УНКВД по Архангельской области наряду с многочисленными фактами о «проявлениях контрабанды»[260] приводились и другие – о «вовлечении женщин в занятие проституцией»[261]. Так, документ, изготовленный Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) в августе 1942 г., гласил: «Объективные условия жизни иностранных моряков в Архангельске способствуют процветанию спекуляции, вредной болтовни, дракам, пьянству, проституции»[262].

Проституции?! В пуританском Советском Союзе?! Наблюдавший за этим бывший штурман советского парохода «Рошаль» потом вспоминал: «В те времена нас настойчиво убеждали, что в стране Советов проституток нет и быть не может ввиду отсутствия социальных предпосылок. Однако, взамен этих, несуществующих, сразу появились фланирующие по набережной молодые и не очень “дивы”, обильно подкрашенные, с модной тогда черной мушкой на губе или щеке»[263].

Но всё было не так просто. Живые свидетельства мы видим в переписке архангелогородок. «Гуляю с моряками, меня всё это заставила нужда в хлебе, это теперь не считают позором, а Матюша не знает, и письма не пишет, а если узнает, то не знаю, что мне будет»[264]. Матюша – понятно, муж этой несчастной женщины, который явно находится на фронте.

В документе Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) читаем:

А в это время в Мурманске… Тема «иностранные мужчины и советские женщины» впервые, пока ещё вскользь, мелькает в информационных сообщениях Управления НКВД в обком ВКП (б) 22 июля 1942 г.: «Нами был выявлен ряд девушек-комсомолок, систематически общавшихся с иностранцами»[266]. Ниже шли установочные данные «4 девиц в возрасте от 20 до 23 лет», которых, впрочем, опять же никак не отнесёшь к профессиональным «жрицам любви»: две секретарши, одна повар и ещё одна, ответственная за железнодорожные накладные[267]. Насколько можно понять, и в данном случае от «иноморяков» девушки получали чулки и всё тот же шоколад[268]. А вскоре в адрес обкома комсомола уходит такая бумага: «Дать указание об усилении воспитательной работы среди девушек, о их национальной гордости, а не бросанию на каждую безделушку и заграничную гниль». Ох, уж этот язык советских документов! «Дайте указание» проявлять национальную гордость!

Обратим внимание на дату этой записки: 24 июля 1942 г. Уже начался «обратный отсчёт» до прибытия в Заполярье тех групп «ледорубов», которые будут названы Хиллом «кнутами».