Русская мечта - Игорь Златарев

пока она живет хоть в одном человеке, в одной летающей птице, в одном пингвине, она управляет этим миром. А это гребаный мир с гребаными, невыносимыми животными. Она взяла ношу, которую с трудом тащит по человеческим мозгам, оставленным на стене, на полу, по разбившимся птичкам с 200-метровой высоты, по пингвинам, чья голова размазана о сосульку, и все это дело гадкой штуки под названием «безумство», с невыносимой симпатией к пингвинихе.

Мы так ничего и не заказали, Сами предложила погулять с ней. Мы вышли на улицу, и она сказала идти за ней, мы зашли в винную лавку и взяли пару бутылок белого вина. Я терпеть не могу из алкоголя только белое вино, чистое, без ничего, без закуски, но его хотела Сами. И здесь она, сука, любовь, подчинила меня. Я купил вино.

Я спросил Сами, куда пойдем.

– Мы с тобой на свидании, – сказала Сами, – и я хочу отвести тебя туда, где мне больше всего нравится.

И все же это было свидание.

Мы дошли до пляжа Венис-Бич. Сами сняла обувь и пошла босиком по песку, я делал это однажды и тоже снял обувь. Песок, пыльные ноги, грязные ногти и главное – никакого дерьма. Была романтика. Она шла своими длинными красивыми ногами по белому песку. Я смотрел на ее спину, ее ноги и на солнце. Когда рядом океан, вино и любимая дама, ненароком задумываешься, что хочешь остановиться вот здесь, именно на этом месте, бесконечно гулять, разбрасывая пальцами белые песчинки, смотреть на нее, и когда устают ноги, можно сесть и пить вино, так бесконечно, пока рождается звезда, и до самой смерти ее существования.

Сами села так, чтобы волны еле касались ее ног. Я сел рядом с ней, и об мои волосатые ноги билась вода. Мы пили вино.

Я смотрел на нее, пока она пьет. Сами поцеловала меня в щеку и отдала бутылку.

Мы смотрели на теплое солнце, а из воды доносился запах вагины. И я умер.

Я очнулся на полу.

Мой кот кусал меня за нос. Этот засранец хотел меня съесть. Нос был полностью покрыт засохшей кровью, как козявками, наверное, разбил об пол.

Мой нос разбит, а я не знаю, это жизнь? Усевшись к стене, руками придерживая голову – она налилась кровью и была больна. Первые минуты я был в не себе, как пьяный в хлам, проблевался на другую сторону постели, блевотня затекает под руку, и она пробуждает меня. Когда понимаешь всю болезненность ситуации. Но чуть позже моя голова наебала меня, она наебывает нас с детства, точнее, когда рождаемся, переводит появление жизни в норму – это так и должно быть, успокойся. Так и сейчас, она быстро спохватилась, и я понял что это был СОН, а это Жи… дерьмо.

Я посмотрел на своего кота.

– Что, распробовал меня, сукин сын? Думаешь, переживешь меня? – произнес я, смотря в его бесстыжие глаза. Он только встал и ушел, мне показалось, что он перднул перед уходом.

Немного проблевавшись, я сел на кровать и тихо смотрел в окно. Прислушавшись, дом был пуст, за исключением кота, он всегда здесь. Это дом кота.

Я не думал о мужике с улицы, я не думал, что он бросил меня подыхать, я не думал, что он мог украсть что-то ценное, кота например, я думал о Сами.

До обеда или не до обеда, может, до 6 часов дня я лежал в кровати и смотрел на стену, иногда на потолок и люстру, а когда было совсем невмоготу, поворачивался лицом в подушку, там была темнота и Сами.

Мое состояние не подавало на разумное выживание, я дичал полуголый в постели, сходил с ума, нервничал, и рвота подбиралась слишком близко к мозгам, это убивало меня.

Лучший способ немного взбодриться и припустить рвоту – это прогуляться на свежем воздухе.

Я шел по аллее, по которой часто гулял, она не вызывала у меня успокоения или какой-то глупой радости, я гулял по ней, чтобы обдумать людей, мое отношение к ним, мой секс с ними. И конечно, я мечтал. Отчасти хожу я медленно, не торопясь, в этом нет скрытого смысла, он есть только в одном – проходящие девушки идут всегда впереди меня, и на чьи ноги я засматриваюсь. И это не исключение, мысли об убийстве – не кого-то, это смелый поступок, не для меня – я об убийстве себя. И они отходили, смотря на лучшую работу Бога, я представлял на сколько он велик, и я понимал – куда я попаду после, там не будет женских ног. Там только волосы и члены. Еще неподалеку от аллеи есть винная лавка, которая и была главной причиной всего – людей, симпатичных ножек, самоубийства.

Хоть я был частым гостем винного магазина, ко мне никак иначе не относились – обычный клиент с вином, совершенно обычным вином. Похоть, самоубийство, безумница-любовь, полная безумица, утрата смысла во всем, кроме вина – мысли каждого второго человека с бутылкой вина. Но в этот раз я пришел за другим. В корзину попали 2 бутылки хорошего виски, ломтик сыра, тонкие колбаски и небольшой набор нарезанных фруктов. Расплатившись. Молодая кассирша, которой не было до меня дела, не было и дальше до меня никакого дела, я не возражал, ведь я всего человек с 2 бутылками виски.

Уже дома я быстренько откупорил одну, напился и завалился спать. Любовь спасет мир – велика правда. Алкоголь спасает потерянные жизни – отец великой правды. Хоть и ненадолго.

Дела были плохи, мне трудно забраться на девятый этаж, а то и выше девятого. У меня перехватывало дыхание, я бежал и после нескольких громких стонов был на крыше. Это была сумасшедшая идея, казавшаяся мне выходом. Я прыгнул с крыши дома, большего девятого этажа, упал на колени и снова встал, это было так же трудно, как забраться на крышу, и это была безумная идея. Я вставал и шел к Сами. Сами, моя длинноногая принцесса, она была со мной в России. Я обнимал ее и снова шел на крышу, бежал по лестнице, задыхался и прыгал с крыши, вновь на колени. В этот раз Сами была рядом со мной и помогла встать, и вновь я обнимал ее, она была теплая, очень теплая, а я, кажется, был в шортах и футболке. Сами была теплой, улица была холодная, там был снег. Сами помогла встать мне, и я