И расцветает любовь - Татьяна Купор

— Неправда!

— И здесь не хочешь признаться, сказать жестокую правду. Вся такая правильная, мягкая, деликатная. А душа дерзкой колдуньи. Сколько еще ты будешь играть моими чувствами?

Он ничего не мог с собой поделать. Безжалостная ревность терзала его душу грубым наждаком.

— С ним ты осталась бы наверняка, не отрицай. А что я? Давай смотреть правде в глаза. Я не самая лучшая партия. Во мне нет ничего особенного. Метр семьдесят четыре. Никакого стиля. Блеклые волосы. Редкостный зануда. — Он не жалел слов, описывая себя. — Угрюмый, капризный калека, ни на что не способный. Не нужно тратить на меня свое время, упускатьотличные возможности. Я не стою таких жертв.

Его слова были подобны ударам хлыста, но Ангелина молчаливо выслушивала их. Пожалуй, Герман так и не понял, что он самый дорогой для нее человек. А она, она-то поняла это? Кто он для нее — просто друг или любимый человек, с которым она готова идти бок о бок до конца жизни? Ангелина не могла ответить на этот вопрос. Возможно, она еще не была готова соединить с ним свою судьбу. А может, перспектива выступать за границей слишком сильно занимала ее мысли, не давая возможности разобраться с личными чувствами?

— Жалкий неудачник, — продолжал клясть себя Герман. — Наивный идиот, самонадеянный тупица. Не нужно было просыпаться. От меня одни проблемы…

— Остановись!

— Ты… ты заслуживаешь лучшего. Такая молодая, красивая, талантливая…

— Остановись, прошу тебя! — взмолилась она, хватая его за руку.

— Рядом с тобой должен быть самодостаточный, уверенный в себе мужчина, а не такое ничтожество, как я. И как я только мог подумать…

— Ты что, прощаешься со мной? — перебила Ангелина.

Да или нет. Одно важное, решающее слово. Но какое сложное! Он на миг закрыл глаза. Там, под ребрами, все еще адски болело. Невыносимо. Словно сейчас, в эту самую минуту, он натолкнулся грудью на тяжелый металл автомобиля. Что-то внутри снова оборвалось. Впади он сейчас в кому, он бы уже никогда не очнулся.

— Я отпускаю тебя, — жестко, безжалостно выпалил он. И резко отпустил ее, разрывая контакт.

Мгновение она стояла растерянная, пораженная.

— Уходи, — глухо сказал он, продолжая смотреть на нее, сдвинув брови. А сердце колотилось как бешеное.

Она отступила на шаг, словно эти слова ударили ее. Губы Ангелины дрожали. Наверное, хочет что-то сказать. Его глаза неотступно следовали за ней, наблюдая за каждым движением, подмечая любое изменение в выражении лица.

«Я наговорил ей кучу колкостей, — запоздало подумал он. — Несправедливо обидел. Это все проклятая ревность. Бесконтрольная и дикая ревность, которая затмила мой рассудок. Я не просто идиот. Я натуральный псих».

Было поздно себя ругать. Ветер уже унес в пустоту обрывки фраз. Волшебство вечера исчезло как дым. Все исчезло. И ее грустные глаза. Герман тряхнул головой и огляделся. Он стоял совершенно один среди освещенного яркими фонарями парка. Мимо проходили люди, но все они оставались чужими, безликими. У них не было ее глаз, не было ее губ и рук. Дерзкая колдунья. Даже в мыслях его преследует. Он все вглядывался и вглядывался в толпу, ища знакомые черты. Напрасно. Герман стоял один посреди парка, злясь и ненавидя себя. Ему казалось, что сейчас он задохнется — от ярости, от пустоты, без нее. Тело нестерпимо горело. Каждое место, куда она успела прикоснуться, словно превратилось в оголенный провод. Ушла. Без слов. Без истерики. Навсегда.

Ветер неистово терзал ветви цветущей яблони, под которой она стояла мгновение назад. Один цветок сорвался и опустился на его пиджак. Герман подхватил его и со злостью сжал в ладони. Сегодня он совершил самую большую глупость в своей жизни: потерял ее. Свою рыжеволосую колдунью. Свою библейскую Авигею. Сам, по собственной глупости, прогнал ее.

Герман разжал ладонь и прикоснулся губами к нежным белоснежным лепесткам. Словно целуя ее, настоящую. Ту, которая ушла без слов. И, наверно, навсегда…

На следующий день после ссоры Герман не позвонил. Стоя у окна и глядя на улицу, она напрасно искала его глазами. Даже против собственной воли, даже строго запрещая себе это делать, она подсознательно ждала его. Не хотелось верить, что тот маленький, но теплый огонек, который зажегся в их сердцах, вдруг потух, оставив после себя лишь горький пепел воспоминаний.

Он легко отпустил ее. Не секунды не колеблясь. Просто вынес приговор: «Уходи». Словно не держала она его за руку в палате, словно не было цветов и душевных разговоров, словно не было головокружительного поцелуя после творческого занятия. Это слово разом перечеркнуло все, — жестко, беспощадно, стремительно. И Ангелина решила поставить точку. «Если он смог так легко отпустить меня, значит, не особо дорожил нашими отношениями», — убеждала себя она.

Хризантемы все еще стояли в ледяном хрустале на подоконнике. Головки бутонов были печально опущены. Через несколько дней они погибнут. Через несколько дней последнее, что напоминало о прощальной встрече в парке, исчезнет без следа. Ангелина с грустью взглянула на цветы. Остывший кофе из надтреснутой чашки показался горьким. Забытый звонок от любимой мамы нагнал тоску. В спешке она забыла убрать постель, и от этого настроение испортилось окончательно. Перекус на бегу, забытая утренняя молитва… Кто-то скажет, что это мелочи жизни, что у каждого случаются неудачные дни, но именно от таких мелочей и зависело состояние ее души. Безрадостное утро, суетливый день. И сколько еще будет таких неприятных моментов без него, без Германа?

Она уже собиралась уходить в театр, но что-то заставило ее остановиться и посмотреть на цветы. И снова печаль стеснила сердце. Она подошла к окну и срезала один бутон хризантем. Затем заглянула в спальню и спрятала его между страницами первой попавшейся в руки книги. Что двигало ею в этот момент, она и сама толком понять не могла. Просто захотелось сохранить воспоминания, пусть даже горькие, как полынь. Пусть они затеряются где-то там, в книжном мире, среди аккуратных черно-белых строчек, но ее больше не беспокоят. Эти теплые странички сохранят любую тайну. Они знают обо всем. Пусть они оставят память об ее последнем вечере с Германом. Ей на ум почему-то пришли строчки из стихотворения Пушкина:

Когда-нибудь она тоже спросит себя: что это за цветок? Какие воспоминания он хранит? Когда и кем он был подарен?

Да, когда-нибудь она спросит себя об этом. Потом. Через год или два. Когда грусть уляжется, а образ Германа в ее сознании станет расплывчатым, нечетким и неточным. А сейчас… Сейчас она просто спрячет этот бутон в книге, между страничек, между множеством строк. И начнет готовиться к заграничным гастролям. Как ей хотелось верить, что эти приготовления отвлекут ее от тягостных мыслей.