Убийство по-министерски - Кирилл Казанцев

— Ну, Жора был умный очень. Этого уж не отнять, вы понимаете? А вообще — честный, порядочный, грамотно вел дела. Старался ни с кем не ссориться. Благодаря ему, собственно, наша фирма и процветает. Никогда никаких конфликтов, он так мастерски умел это улаживать, даже когда бандиты были везде. Ну, вы понимаете… Просто талант у него такой! Довольно молод — и такой умница!

— А что вы можете сказать о его жене?

Арцыхевич как-то презрительно скривилась.

— Да ничего. Я видела ее несколько раз, она не очень-то, честно говоря, мне понравилась…

— Почему? — улыбнулся я.

— Ну, она вся дерганая какая-то, сухая, черствая… Ну, вы понимаете, Андрей Владимирович. Одним словом, стерва типичная. Эгоистка. И вообще, очень стандартна, очень. Жоре по-хорошему другую женщину нужно, более интересную, а эта вся на виду. Ясно, что ее интересует — деньги, деньги, одни сплошные деньги! Ужасная женщина, таким вообще семью создавать нельзя!

Я усмехнулся про себя, поймав себя на мысли, что Серафима Яковлевна производит точно такое же впечатление, такой же «ужасной женщины», по крайней мере, внешне — дерганая, неравнодушная к деньгам, сухая и… стервозная.

— Значит, вы считаете, что это из-за нее нервничал Георгий Анатольевич? — задал я вопрос в лоб. — Или из-за любовницы?

— Жора нервничал? — удивилась Арцыхевич.

— Но вы же сами мне сказали при первой встрече.

— Ах, ну да! Вполне возможно, — кивнула Арцыхевич. — Но как вы понимаете, я не могу говорить наверняка, я не знаю! Просто я заметила, и все!

Собственно, ее наблюдения никак не проясняли для меня ситуации. И я задал Серафиме Яковлевне еще один важный вопрос.

— Скажите, а во что был одет Георгий Анатольевич в тот вечер?

Бухгалтерша посмотрела на меня с явным недоумением.

— В костюм! — пожала она острыми плечами.

— То есть он был в пиджаке? — уточнил я.

— Ну да, конечно! Он часто ходил именно в костюме!

Я отметил про себя, что в офисе «Диониса» никакого пиджака не обнаружилось — следовательно, Скоробогатов в нем и вышел из своей конторы.

Я поблагодарил Арцыхевич за информацию о любовнице и поспешил в кабинет, около которого в коридоре уже неподвижно сидел на стуле, как гранитная глыба, Голубицын.

От него я тоже ничего нового не услышал. Он сидел напротив меня в позе проглотившего аршин Будды и своим глухим басом односложно отвечал на мои вопросы. Фоторобот он встретил скептически, лишь слегка скривив рот.

— Не встречал, — коротко ответил он.

— Скажите, Николай Александрович, — откинулся я на стуле, поигрывая ручкой, — а что вам известно о личной жизни Георгия Анатольевича?

Голубицын нахмурился и неохотно заявил в ответ:

— А разве она у него отличается от семейной?

Я глубоко вздохнул и пояснил:

— Я к тому, не было ли у Георгия Анатольевича любовницы?

Голубицын совсем уже мрачно вздохнул и бросил на меня недружелюбный взгляд.

— По-моему, нет. А если даже и да, то это дело не мое! Да и не ваше, если уж на то пошло, — решился он на откровенный выпад в мой адрес.

— В других обстоятельствах — да, не мое и не ваше, — спокойно парировал я. — Но произошло убийство. И теперь все имеет значение. Разве я должен вам объяснять такие элементарные вещи?

Голубицын тяжело заворочался на стуле.

— Да нет… Это я к тому, — вытирая платком вспотевший лоб, сказал он, — чтобы вы Надежде таких вопросов не задавали. Она-то точно ничего не знает, а если что-то заподозрит, только хуже будет. Она нервная, и сердце у нее больное. Да и знать она ничего не может.

— Хорошо, я приму это к сведению, — согласился я, понимая, что жена и впрямь может ничего не знать про любовницу своего мужа…

На вопрос о пиджаке Голубицын также сказал, что Скоробогатов был в костюме весь вечер.

…После встречи с бухгалтершей и Голубицыным я поехал в налоговую инспекцию. Но разговор с инспектором, который вел фирму «Дионис», меня откровенно разочаровал. Никаких особых нарушений за фирмой не значилось, отношения с налоговой были нормальными, а наши областные власти вроде бы не имели на «дионисовцев» зуба. Следовательно, никаких оснований для наездов, связанных с коммерческой деятельностью, на Скоробогатова не было.

Пора было делать предварительную реконструкцию событий ночи с пятницы на субботу на основе имевшихся данных. Я ее и сделал. И выглядело это примерно так: в час пятьдесят Георгий Скоробогатов после разговора с неизвестным пока толстяком вышел из своего офиса в нетрезвом состоянии. Машины у него не было, потому что изначально он знал — будет пьянка, и за руль он сесть не сможет. Поэтому он отправился ловить машину на ближайшую улицу. И там попал под колеса некоего автомобиля, который пока что обнаружить не удалось. После чего его тело отвезли за город и выбросили на трассе в кусты, для чего-то сняв пиджак. Такая у меня выстроилась версия после просмотра материалов об обнаружении трупа и проверки заключений экспертизы.

Главная мысль, которая меня терзала, — был ли это непреднамеренный наезд или спланированное убийство, замаскированное под несчастный случай? Но уж как-то плохо замаскировано! Второй вариант возник в моей голове еще и в связи с тем, что Скоробогатов спонсировал кандидата в депутаты городской Думы. Это, конечно, птица не бог весть какого полета, но все же… Наверняка у него имелись конкуренты… Или нет? Черт, жаль, что я не столь хорошо разбираюсь в политике!

«А надо бы, Андрей Владимирович!» — прозвучал в моей голове насмешливый голос, очень похожий на голос друга детства, журналиста Влада Тропинина.

Итак, если все-таки придерживаться версии, что Скоробогатова убили, то нужно искать подозреваемых. Но никакой конкретной фигуры пока что не вырисовывалось. Если не считать некоего толстяка, которого видел охранник Сергеев, но знать не знали ни Голубицын, ни Арцыхевич. Его-то, пожалуй, и следовало искать в первую очередь.

А пока, похоже, предстояло выполнить не очень приятную миссию — сообщить семье Скоробогатова о том, что он погиб. Потому что это не оставляет сомнений и незачем тянуть эту волынку дальше. К тому же я хотел предъявить им фоторобот — вдруг семья опознает таинственного толстяка? А потом, кстати, не мешало бы наведаться к господину Астахову, который вечером, по логике, должен был быть дома.

Но сначала я поехал к Скоробогатовым домой. Приглашать Надежду Алексеевну в Управление, чтобы сообщить ей печальную новость в официальной обстановке, было бы неэтично…

Дверь мне открыл молодой парень. У него было, что называется, смазливое лицо. Очень молодое, юное, почти что как у Леонардо Ди Каприо. Я тут же отметил про себя, что этот молодой человек наверняка пользуется успехом у девушек, особенно тех, кто склонен плакать над сентиментальными фильмами. Парень был одет в желтую тенниску и спортивные штаны. Лицо его было грустным. Именно грустным, не хмурым и не мрачным, как у многих представителей мужского пола. А грустным. Эдакий Рыцарь печального образа.