Добровинская галерея. Второй сезон - Александр Добровинский

В ресторане было слышно, как на кухне в кастрюле что-то жует муха. В гробовой тишине я мощно чихнул, случайно забросив таким образом трехочковый баскетбольный носовой бросок в открытый «Биркин» Люсьен. От чиха атмосфера неожиданно разрядилась, и все пришло в движение. Музыкантов тут же выгнали из зала, стол накрыли за пять минут, за десять минут мы расселись и тут же заказали еду.

В ожидании остренького супчика любимая сидела гордо, переваривая очередную победу над нерадивостью и разгильдяйством. Но тут завыли «мелкие звереныши», которые устали и хотели смотреть мультики вместо занудных взрослых разговоров и такой же отварной курочки. Дети в чем-то пошли в маму и поэтому заявили о своем желании, мягко говоря, очень внятно. Любимая и сама уже после всего произошедшего есть не хотела, поэтому гордо удалилась с наследницами для их ночного мытья со Шреком и семью гномами.

Наконец принесли еду. Я быстро съел свой Том Ям Кунг и потянулся за порцией любимой, стоящей перед пустым стулом.

– Суп мадам! – твердо и довольно зло объявил мне лично обслуживающий нас мэтр, отодвигая от меня желаемую добавку. – Ноу ю.

Я быстро объяснил придурку, что мадам уже много лет моя, и этому есть два только что оторавших за столом доказательства. Таким образом, по логике вещей, суп тоже мой, и возражения тут неуместны. Кроме того, мадам ушла, а суп положен мне по праву. Институт наследства еще никто не отменял. Несмотря на мои убедительные доводы, мэтр схватил со стола оспариваемую миску и сделал попытку вместе с ней скрыться в кулуарах, но был на ходу остановлен Шуриком. Супчик мне вернули на стол, и отвоеванный трофей показался мне намного вкуснее, чем мой. А потом мы еще долго обсуждали тупизну местной обслуги и преимущество отечественных халдеев по сравнению с мировыми стандартами. Больше метрдотель к нашему столику не подходил…

Такого со мной не было никогда. Все началось около двух часов ночи. Отравление было чудовищным. К насморку, кашлю и температуре прибавилось нереальное это… В моем организме остались незадействованными только уши. Бедные дети тоже ходили в туалет раз двадцать за ночь. Но не потому, что они отравились. Просто в сортире намертво поселился папа.

К утру всем стало понятно, что второй супчик я съел напрасно. Месть предназначалась явно не мне. Вот, собственно, почему милый азиатский метрдотель пытался порцию любимой у меня из-под носа стибрить. Что туда за угощение бросили тайцы в отместку за чудеса дрессировки, осталось загадкой.

Оставшиеся два дня до Нового года я помню смутно. Приезжали врачи, на которых я хотел чихать и чихал, мне ставили капельницу, я что-то пил и как-то спал. Оставив за сорок восемь часов около трех кило отравленного собственного веса в трубах местного ЖКХ, тридцать первого декабря за час до звона местных курантов я все-таки выпал из кровати, чтобы поползти на вечеринку. Меня посадили спиной к грандиозному шведскому столу, ибо при виде еды я за чистоту окружающих вечерних платьев не отвечал.

Я пил крепкий чай и принимал соболезнования.

Точку в этой истории все-таки поставили мы с Шуриком.

– А как твоя простуда? – вспомнил он к часу ночи.

– Простуда? Ее больше нет, дорогой, из-за этого дурацкого отравления, – ответил я ему.

А увидев удивленный взгляд друга, добавил:

– При таком поносе кашлять и чихать я просто боюсь…

…И вот, несмотря на такую встречу Нового года, следующие двенадцать месяцев были просто великолепны, к тому же еще я выиграл летом три турнира. В общем, «как встретишь, так и будет» – это просто глупые предрассудки.

А вот любимая с тех пор любит повторять: «…Потому что не надо доедать ни за кем чужие супчики!»

Права. Права любимая на все сто процентов.

– Жаль, но я должна уехать. Мне надо доделать «Артгид» по Парижу, и, кроме того, со мной во Францию едет группа. Шестнадцать человек. Жаль. Но отложить я не смогу…

– Просто фильм, в котором я снялся практически в главной роли у Говорухина, номинирован девять раз на «Золотого орла». Мне не хотелось бы без тебя идти. «Мосфильм», тусовка, все дела… И потом, помнишь историю мальчика в Одессе, который пришел радостный домой из школы: «Мама! Ура! В новогоднем спектакле я буду играть роль еврейского мужа!» Бабушка Фира Моисеевна: «А что, роли со словами уже не было?» Так вот. У меня там сплошные диалоги. С Сухоруковым, Домогаровым, Матвеевым… А как я сыграл! Ты ахнешь! Хотя что я рассказываю – ты же три раза фильм смотрела.

Любимая вздохнула, помешала несуществующий сахар в кофейной чашке и задумалась.

– Нет. Не получится. А ты с кем пойдешь?

Кто сказал, что любопытство не порок?

– Не знаю. Думаю, что пойду один. Как сыч. Как одинокий рыцарь грусти. Мне же, кроме тебя, ни с кем не интересно. А ты уезжаешь…

Явный перебор. Куда-то меня понесло «не в ту степь». Надо вылезать из этой ахинеи, пока не поздно.

– Единственный человек, которого я бы с удовольствием позвал, – это Ксения Соловьева из «Татлера».

– Ксюша сама там будет и без твоего приглашения. Уж кого другого, а редактора «Татлера» обязательно на такое светское мероприятие позовут.

Над «турандотским» столом поднялась недоверчивая бровь.

«Умная, – подумал я. – А, собственно, с дурой я никогда и не жил бы…»

– У меня есть идея. Возьми нашу Юлю. Юлю Аршавину. Которая Барановская. Класс. Хорошая идея. Я ей сейчас сама позвоню.

– А вдруг она не сможет или ей неинтересно?

– Я все устрою, – сказала любимая и заговорила в трубку: – Юль, привет…

…Автомобиль довольно проворно подкатывал к «Мосфильму». Еще одно преимущество дорогой машины заключается в том, что от нее все шарахаются. Покоцать удлиненный «Фантом» может обойтись в почку. И то, если повезет и кому-то нужна будет чья-то пропитая «хрень с камнями»… Мне, например, ну даром ни к чему чья-то мудацкая почка.

В кулуарах самой известной студии страны то тут, то там мелькали (как живые) легендарные лица. Полный тезка покойного Хрущева, Никита Сергеевич, что-то верещал своим неподражаемым голосом Михалкова актеру Збруеву. Тот, видно, объяснял брату Андрона Кончаловского, почему вот уже как лет семьдесят пять он не стареет. В результате збруевского рассказа получался синопсис русской версии «Загадочной истории Бенджамина Баттона». Рядом красавчик Максим Матвеев из МХТ смотрел по сторонам, как будто он совсем не «боярский муж», а так, зашел на полчаса покурить. Продюсер Александр Роднянский теребил в руках своего многострадального «левиафана», которого надеялся несколько раз вынести при всех на сцену. В общем, все как обычно.

В этом павильоне я когда-то, будучи студентом ВГИКа, проходил практику на третьем курсе. Пятно от разбитой моим приятелем в 1974 году бутылки «Солнцедара», которую он принес для сдачи зачета, было на месте. То ли пол с тех пор не мыли, то ли химический состав напитка все-таки победил гранит – оставалось загадкой.