Мой беспощадный лорд - Керриган Берн

Напряжение между ними почти исчезло. И казалось даже, что в саду стало теплее.

И Сесилия Тиг находилась так близко! Стояла совсем рядом и смотрела на него широко раскрытыми глазами. А ее губы едва заметно приоткрылись…

Рамзи мог бы коснуться этих губ рукой, мог бы попробовать их на вкус и…

– Мне не хочется соглашаться с графом Армедиано, но не могу не признать, что вы совершенно необычная женщина, – выпалил Рамзи.

Густые ресницы мисс Тиг затрепетали, а лицо порозовело.

– Вы очень добры, милорд, – прошептала она.

Рамзи почувствовал, что помимо своей воли склоняется к девушке.

– Вы не должны называть меня столь официально, – пробормотал он. – Мы не в суде.

На него уставились огромные глаза – зеленые, глубокие, как озеро Лох‑Несс под ярким солнцем.

– А если бы я находилась в суде? Вы бы вынесли мне обвинительный приговор?

– Нет, никогда! – Рамзи энергично помотал головой.

– «Никогда» – опасное слово, – прошептала Сесилия. От нее пахло виски и шоколадом.

– Да, наверное, – глухо отозвался Рамзи.

– Но если не «милорд», то как же я должна вас называть? Кассиус?

– Рамзи – вполне подойдет.

Сесилия отвела глаза, но он заметил в них проблеск чего‑то необычного. Может, это робость? Или какая‑то тайна? Ночь шепнула ему предостережение, но было уже слишком поздно. Темнота, слегка пронизанная лунным светом, стала его погибелью, а сад – тюрьмой. И теперь он не мог спастись, даже если бы очень захотел.

– Мне нравятся твои имена, – прошептала Сесилия, чуть коснувшись пальцами его плеча. – Рамзи… И Кассиус…

Рамзи ненавидел свое имя. Ненавидел его каждый день и каждую минуту.

– А мне нравится твое имя, – пробормотал он.

– Произнеси его.

– Мисс Тиг.

– Нет, ты должен называть меня Сесилия.

– Сесилия, – проговорил Рамзи с величайшим удовольствием. – Сесилия…

Она закрыла глаза, наслаждаясь звучанием своего имени в его устах, будто наслаждалась шоколадом.

– Еще раз? – Рамзи все еще чувствовал скованность, но теперь его удерживали не железные кандалы, а узы из мягкого шелковистого бархата. Его влекло к этой женщине, а ее имя представлялось ему чудесной поэмой или молитвой. – Сесилия… – прошептал он.

Тут губы ее разомкнулись, и Рамзи понял, что пропал, растворился в оглушительном биении своего сердца, в притяжении этой женщины, таком же могучем и неотвратимом, как влияние луны на приливы и отливы.

Их дыхания слились воедино. От нее удивительно приятно пахло лилиями. Наконец его губы коснулись ее губ – и замерли.

Мгновение или вечность он стоял без движения, словно парализованный… нет, не страхом. Ну… не совсем страхом.

Но чувственный голод, словно дикий зверь, вонзил в него свои длинные острые когти. Этот зверь долгое время, даже дольше, чем бесконечность, был заперт за прочными запорами, и вот теперь…

Рамзи боялся своей дикой необузданности, вот‑вот грозившей вырваться на свободу. И если… Нет‑нет, он должен держать себя в руках, потому что иначе…

Почувствовав его состояние, Сесилия издала тихий и какой‑то очень интимный и чувственный звук. И теперь Рамзи, оставался один лишь шаг до полной капитуляции.

«Не надо, – мысленно взмолился он. – Не заставляй меня желать тебя так сильно. Не вынуждай меня бороться еще и с этим. Я всю жизнь что‑то сокрушаю… и сдерживаю себя».

Рамзи удалось сдержаться и на этот раз. Как и всегда. Именно так он понимал свой долг.

Рамзи совладал со своим внутренним зверем, сковал его цепями, посадил в железный сундук и швырнул в темную бездну – туда, где надлежало находиться его холодному сердцу.

Сесилия же не потянулась к нему. Она вообще не сделала ничего чувственного… или греховного, просто тихонько вздохнула и чуть приподняла голову, чтобы ему было удобнее.

И тогда Рамзи поднял руки к ее лицу, намереваясь мягко отстранить ее, чтобы не допустить поцелуя, которого не должно было быть.

Но все пошло не по плану: Рамзи и сам не понял, как это случилось, но он взял ее лицо в ладони и привлек ее к себе. А потом – грохот крови в ушах и ее тихое мурлыканье. А он проводил языком по ее чуть раскрывшимся губам, словно собирался попробовать крем из печенья.

А она открылась для него, и никогда еще Рамзи не пробовал ничего столь сладкого, столь…

А чего, собственно, он ждал?

И ведь Сесилия не была пассивной, она отвечала, однако… Рамзи внимательно посмотрел на девушку. И было совершенно очевидно, что она невинна. Потому что целовалась не очень‑то умело. Ей явно не хватало опыта. К тому же… ее била дрожь!

Наслаждаясь вкусом ее губ, Рамзи чуть прикусил нижнюю губу девушки, потому – верхнюю. После чего взял ее лицо в ладони и мысленно воскликнул: «Она твоя! Бери же ее!» Но этого требовал дикий зверь, сидевший в его душе. Да, в нем снова пробудился зверь, и зверь этот…

Того, чего требовал зверь, не желал он сам – судья и человек чести, умеющий владеть собой.

Сделав над собой усилие, Рамзи оторвался от губ Сесилии. Но его руки пока что не могли ее отпустить. Нет, только не сейчас…

Сесилия же смотрела на него широко раскрытыми глазами, сверкавшими за стеклами очков, запотевшими от их дыхания.

– Как же ты хороша, – прохрипел Рамзи – и не узнал собственный голос.

– Ты тоже неплох. – Мисс Тиг негромко хихикнула.

– Знаешь, девочка… Я лучше отправлю тебя домой, – пробурчал Рамзи. Не сделав этого, он погубит не только ее репутацию, но и прическу, платье и… Черт побери! И ее невинность, конечно же. А также собственную душу.

Сесилия неуверенно кивнула. Ее глаза, казалось, затянуло пеленой. Она явно была пьяна, но не от вина, а от желания. Возможно, Сесилия осознавала неизбежность того, что должно было свершиться. И она неотрывно смотрела на его губы, будто силилась понять, каким образом им удалось лишить ее дара речи.

«Она твоя, – нашептывал зверь. – Бери то, что хочешь».

«Нет!» Рамзи отступил на шаг и отвернулся, пока еще был в состоянии это сделать. А теперь ему следовало открыть ворота и позвать кучера.

Рамзи обещал себе, что никогда не станет жить с женщиной во грехе. А Сесилия… Она, похоже, не собиралась замуж.

Как заставить ее передумать?

Если он этого не поймет… Ох, тогда, возможно, ему самому придется передумать.

Все следующее утро Сесилии приходилось тщательно следить за собой, чтобы не заорать во весь голос: «Я целовалась с Рамзи!»