Шах нефтяному королю - Сергей Соболев

– Это вам за убитого русского, – сказал Ваха, вручив своим помощникам по две тысячи долларов. – Кстати, я как-то пытался его «пробить», и выяснилась любопытная деталь… Этот Протасов-младший, в ту пору старлей, засветился в одном дельце еще осенью девяносто четвертого.

Помните, люди Лабазанова и Умара Автурханова двумя колоннами к Грозному прорвались? Так вот… Кроме танкистов-федералов и разной славянской шушеры, в этих событиях участвовала как минимум одна русская спецгруппа. Она выполняла какое-то секретное задание… Почти никто из русских спецназовцев назад не вернулся. Этот Протасов, как мне рассказывал один вайнах, участник тех событий, попал в плен – кажется, был контужен.

– Как же ему удалось спасти свою шкуру? – удивился Беслан.

– Вот этого я не знаю…

Появившийся в помещении вайнах сказал Муталиеву, что у него какое-то срочное дело. Они вдвоем вышли. Саит и Беслан, довольно переглянувшись – умолчать о трофее они не решились, зная крутой норов Вахи, и теперь были рады, что им перепала часть реквизированных у русского денег, – вновь растянулись в глубоких креслах, чтобы подремать после двух бессонных ночей.

Когда Ваха вернулся в помещение, по его лицу было видно, что он взбешен.

– Саит! И ты, Беслан! Что за сказки вы мне тут рассказываете?!

– В чем дело, амир? – спросил тут же вскочивший на ноги Саит. – Что случилось?

– Я только что получил известие от своего человека из органов, – на коричневатых скулах Муталиева заходили желваки. – Оказывается, этой ночью в один из госпиталей Владикавказа «Скорая» доставила какого-то мужчину лет тридцати, с огнестрельным ранением… Нашли его в районе поселка энергетиков! И сейчас его вроде как охраняет милицейский пост… Ясно?! А теперь марш в город и хорошенько проверьте эту информацию!

Какое-то время, не поддающееся исчислению, он пребывал в полном беспамятстве. В том сумеречном состоянии, в каком он находился, он испытывал лишь одно ощущение: ему казалось, что его странно невесомое тело дрейфует в толще некоей субстанции… вязкой и липкой, как свернувшаяся кровь. «Наверное, это и есть смерть, – подумал он. – Я умер, мое тело закопали… а моя грешная душа теперь будет вечно бултыхаться в этом огромном, наполненном кровью бассейне».

Багровую толщу вдруг прорезал тоненький луч света, нацеленный точнехонько ему в сетчатку глаза. Тут же в мозгу замкнулись какие-то цепи… Он очнулся, заморгал глазами, судорожно пытаясь сообразить, где он находится и что с ним происходит.

– Неплохо, – услышал он чей-то мужской голос. – Очень неплохо…

Очнулись, молодой человек? Ну-с… Как ваше самочувствие?

Мужчина в белом халате и шапочке, смахивающий внешне на актера Евстигнеева, сунув в нагрудный карман фонарик-«карандаш», при помощи которого он исследовал роговичный рефлекс у своего пациента, осторожно присел на край больничной кровати. Медсестра тем временем дала больному напиться, а затем помогла ему занять полусидячее положение, подложив под лопатки еще одну подушку.

– Г-где я?

– Вы находитесь в республиканской больнице… Вас подобрали около двух часов ночи в районе поселка энергетиков. Вы помните, что с вами произошло?

– Д-дурдом… – сказал Протасов, хотя следовало бы – «кошмар».

– Нет, здесь не дурдом, – не поняв его, произнес врач. – Вы находитесь в отделении реанимации; но не пугайтесь – сколь-нибудь серьезных травм и повреждений, представляющих опасность для жизни, мы у вас не обнаружили.

– К-как я сюда попал?

– А вы разве не помните? – вопросом на вопрос ответил врач. – Кстати… При вас не нашли никаких документов. Назовите пожалуйста, свое имя и фамилию.

Как только туман в его голове немного рассеялся, Протасов смог не только быстренько произвести процесс самоидентификации, но и вспомнить кое-что из того, что с ним произошло накануне.

Даже эти сумбурные, далеко не полные воспоминания породили у него зыбкое чувство тревоги. Были и еще два обстоятельства, заставившие его насторожиться… Палата, куда его поместили, была четырехместной, но остальные койки почему-то пустовали. И вторая, еще более тревожная деталь: кроме доктора и медсестры в палате находился некто третий.

Этот субъект, широкий в плечах, с подстриженной под ежик крупной головой, стоял, сложив руки на груди, у входной двери. Хотя на его плечи поверх легкой куртки был наброшен белый халат, на сотрудника медперсонала он как-то не походил… «Скорее всего, это мент, – подумал Протасов. – Выставили, наверное, охрану… Чего они опасаются? Боятся, что меня, как единственного уцелевшего очевидца недавнего ЧП, могут добить? Или же полагают, что я, едва придя в себя, попытаюсь свинтить отсюда, прежде чем меня успеют допросить?» И еще он подумал, что ему нужно быть предельно осторожным: прежде чем сообщать какую-либо информацию о себе, особенно о том злополучном происшествии, жертвой которого он является, ему следует хорошенько поразмыслить…

– Н-не помню, – облизнув губы, сказал он. – Какой-то з-звон в голове… И в груди сильно болит.

Врач, померив пульс, отпустил его руку.

– Вам очень повезло, молодой человек… У вас гематома в районе левой грудины, это последствие…

– Об этом не надо, доктор! – резко сказал стоящий у двери субъект. – Скажите… Мы можем его допросить? Прямо сейчас?

Врач, нахмурив брови, бросил в его сторону недовольный взгляд.

– Не раньше, чем через четыре часа! Вы же видите, что больной еще не готов отвечать на ваши вопросы! Он получил сильное сотрясение мозга…

Хорошо, если последствия полученной им травмы ограничатся лишь кратковременной потерей памяти…

Сказав это, он вновь посмотрел на своего пациента, на голове которого, подобно чалме, красовалась повязка из бинтов.

– Так на чем мы остановились, молодой человек?.. Кажется, я уже говорил вам, что вы легко отделались? Впрочем… Вижу, вы еще не совсем пришли в себя. Я к вам наведаюсь чуть позже, а пока отдыхайте, набирайтесь сил…

Врач и медсестра покинули палату. За ними последовал и крепыш; очевидно, пост охраны располагался в больничном коридоре.

Протасов, выждав еще какое-то время, отбросил в сторону одеяло, после чего уселся на своем больничном одре, свесив босые ноги на пол.

Поскольку зеркала в палате не обнаружилось, ему не оставалось ничего иного, как ощупать самое себя, дабы выяснить, какого рода повреждения он получил.

Протасов поочередно расстегнул пуговицы больничной пижамы. Так…

Грудь замотана в тугой корсет из бинтов… Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. В груди порядком саднило, но ощущения оказались менее болезненными, чем он ожидал… Ребра, кажется, целы…

С левой стороны груди повязка имела заметное утолщение. Он осторожно прошелся поверх повязки пальцами, исследуя этот явно поврежденный участок… В один из моментов поморщился от боли, но вместе с тем и воспрял духом: он опасался, что у него «проникающее огнестрельное» в грудь, но выяснилось, как он уже себе это ясно представлял, что пуля, выпущенная из «ТТ», встретив на своем пути «ладанку», которая находилась в кармане протасовской куртки, счастливым для него образом срикошетила… Чуток цепанула, в аккурат под левую мышку нырнула, мерзавка, но, кажется, сквозанула по касательной… Судя по наличию повязки, медики эту рану уже почистили, обработали и заштопали.