Мухи творчества - Елена Логунова

Я вдруг почувствовала, что мне это очень интересно! В глубине души одиноким спрутовым щупальцем неуютно ворохнулся червячок опасливого волнения.

– Дык монстра водяного, – вполне оправдал мои ожидания дядя Петя.

– Что?!

– Как?!

Мы с Лизкой одновременно издали нервные восклицания и переглянулись.

– Во, я ж говорила, газетчики тоже непременно заинтересуются! – обрадовалась нашей реакции Любаня. – Короче, сколько ваш «Финансистъ» заплатит за доказательство существования в нашей речке гигантского осьминога?

– Смотря какое доказательство, – пробормотала Лизка, заметно бледнея.

– Тихо, тихо, Лизочек! – Митяй заволновался, попытался отодвинуть Любаню от драгоценной супруги. – Пугать мне будете беременную…

– Дык ниче же страшного, – снова вступил дядя Петя. – Доча, покажь!

Тут только я заметила, что на локте у Любани болтается пузатая сумка-ридикюль.

– За показ тоже заплатить бы надо, – буркнула продавщица, но все же щелкнула металлическими рожками застежки и запустила руку в сумку.

Я зажмурилась, успев вообразить, что сейчас Любаня со скоростью электрической лебедки вытянет из недр своей ручной клади трехметровое щупальце нашего невинно утопленного медиаспрута.

– И что это?

Лизкин пренебрежительный тон почти вернул мне утраченное душевное спокойствие. Я открыла глаза и тоже посмотрела – почему нет, раз это пока бесплатно.

В руках у Любани был обыкновенный контейнер, в которых продают пирожные. Прозрачный пластик не скрывал нетипичного содержимого упаковки. Им оказался небольшой, с детский носовой платочек, лоскут пупырчатой сине-красной шкуры, смотревшийся, надо признать, неаппетитно и даже жутковато. Из середины лоскута вызывающе торчала малинового цвета присоска.

– Как живой, – прошептала Лизка и потянулась перекреститься.

– Ну, весь-то он заметно поболе будет, конечно, но я тока кусочек вытянул, – с сожалением сказал удачливый рыбак. – Может, в другой раз повезет целиком его добыть…

– Да не дай бог, – прошептала я и тоже перекрестилась.

– Ну, так какая будет ваша цена? Сколько дадите? – деловито спросила Любаня.

– За это? – Лизка моментально очухалась и начала торг. – Я даже не знаю… Тысяч пять?

– Да ты что – пять тыщ, восьмой канал готов был с ходу девять триста пятьдесят отстегнуть! – возмутилась Любаня.

Странная сумма – девять триста пятьдесят, подумала я. Небось корреспондент с оператором свои кровные денежки отдать собирались, все, что по карманам наскребли…

– Пятнашка, не меньше! – объявила свою цену Любаня.

– За что пятнашка? Тут кусочек граммов на двести максимум! – не отступила Лизка.

– А ты речного монстра на развес покупать хочешь? Как колбасу? Ха! Это же единственный такой кусочек, как его…

Любаня пощелкала пальцами, требуя подсказку зала, и эрудированный Епифанов с готовностью припомнил нужное слово:

– Артефакт!

– Ладно, за артефакт дам десятку, – вздохнула Лизка.

Митяй ахнул, супруга коротко глянула на него и пояснила:

– Не из своих, ясно дело, редакция компенсирует.

Я только вздохнула: мне-то было понятно, что никто нам ничего не компенсирует, так что придется отдавать свои собственные денежки.

А что делать?

Не заплатим мы – раскошелится восьмой канал или еще кто-то из СМИ. Тогда добычу дяди Пети наверняка отдадут на экспертизу, моментально выяснится, что это никакой не живой организм, кто-нибудь из коллег непременно вспомнит нашего выставочного медиаспрута, и будет большой скандал…

– Двенадцать пятьсот – и по рукам, – предложила свою последнюю цену Любаня.

– Договорились.

Лизка потянулась к контейнеру, но Любаня проворно убрала его в сторону:

– Э нет! Денежки вперед!

– Да у меня нет при себе! – подруга вопросительно глянула на меня, я покачала головой. – Хочешь, с карты на карту переведем?

– Нет уж, мне давай наличные, – уперлась Любаня.

– Ну же, Любовь Петровна, под мою ответственность, – попытался урегулировать вопрос Митяй. – Давайте сюда коробочку, я гарантирую, завтра наличные будут у вас. Ну не бежать же за ними сейчас – в темноте, по морозу…

Несговорчивая Любаня помотала головой. Крутые спиралевидные локоны на сахарной воде запрыгали тугими пружинками.

– А так мы не можем быть уверены, что вы не откажетесь от нашей договоренности и не продадите артефакт кому-то другому! – вмешалась и я.

Бесполезно. Любаня не желала расставаться с контейнером до получения денег.

– А давайте мы попросим о помощи уважаемого Виктора Игнатьевича! – Лизка послала солнечную улыбку Епифанову. – Помнится, у вас в кабинете есть сейф. Давайте запрем там контейнер с артефактом, а завтра придем сюда снова – уже с деньгами! – и закончим нашу сделку века!

– Ну… Так можно, – подумав, согласилась Любаня.

И маленькой процессией, которую возглавлял гордый своей ответственной миссией хранителя артефакта завклубом, мы тронулись в его кабинет.

– Ты что задумала? – тихо спросила я Лизку, пока мы пробирались сквозь толпу.

Народ уже и плясал, и ходил курить, и бегал в туалет – имело место хаотическое броуновское движение.

– Потом объясню, – пообещала подруга. – Пока следи за мной, сама поймешь, что надо будет делать.

Из фойе, превращенного в выставочный зал-трапезную-танцкласс, мы перешли в библиотеку, где сегодня был лекторий, а оттуда в коридор, ведущий одним концом к выходу из клуба, а другим – к туалету. И в том, и в другом направлении наблюдалось оживленное движение. Не смущаясь этим, Епифанов, кабинет которого располагался в тупичке вблизи уборной, на ходу проводил для нас импровизированную экскурсию.

– Вот, посмотрите: у нас приятное пополнение библиотечного фонда, наследники Варвары Дмитриевны Козловой, она в нашей школе завучем была, ветеран труда, заслуженный учитель, отдали клубу бабушкины книги. Тут полное собрание сочинений Макаренко… А здесь, – мы вырулили в коридор колонной по два, – мы готовим выставку детских рисунков, посвященных предстоящим гендерным праздникам – двадцать третье февраля и восьмое марта, два в одном…

– Прекрасно, прекра-асно! – неискренне проблеяла Лизка, уворачиваясь от реющих, как флаги на ветру, альбомных и ватманских листов с изображением пузатых зеленых танков, жидких цветочных букетов и дивно страшненьких гуманоидов с глазками-плошками и губками-бантиками – предположительно любимых мамочек юных художников.

– Ну, тут у нас удобства, если кому нужно, – завклубом не стал задерживаться у клозета, где и без того имелась очередь, и распахнул перед нами дверь своего кабинета. – А это моя скромная обитель, прошу!